– Я люблю тебя больше жизни… Все это я сделала ради тебя…
– Ты их убила!
– Только одну.
– И остальных тоже. Ты была причиной всего… А если любишь меня, докажи свою любовь.
– Ты забыл, сколько бессонных ночей провела я у твоей постели, когда ты болел?
– Оставь это. Полицейские нашли мой пиджак…
– Боже мой! Что им нужно от тебя?
– Если любишь меня, возьми на себя и мою вину.
– Какая у тебя вина?
– Ты убила мою жену. Тебе теперь все равно. Ты старая, тебе много не дадут, а меня…
– Я все возьму на себя… Но что мне им сказать?
– В машине на улице Табори ты увидела девушку… во время бури… и задушила ее… Поняла? Вчера ты тоже задушила женщину, потому что ревновала ее ко мне… Признайся, возьми все на себя… А я тебя не забуду. Я буду носить вкусные передачи. Каждый день ходить буду… Поняла?
– Да.
– Пиджак ты нашла в машине, принесла домой и спрятала в сарае.
– Хорошо.
– Осторожно, сюда идут. Молчи!
Капитан выключил магнитофон и задумался. Присутствовавший при этом старшина кашлянул, напомнив о себе.
– Что ты сказал?
– Пришла жена шофера. Просит свидания с мужем.
Капитан позвонил дежурному по КПЗ и приказал:
– Арестованного из девятой камеры привести ко мне, и с вещами.
– Ух! Ну и получит же он от своей жены! Не хотел бы я оказаться в его шкуре, – усмехнулся Чупати.
В пятницу под вечер старшина Чупати повел Кантора покормить в бокс на горе. Старшина спешил. Начальство предоставило ему краткосрочный отпуск, и он хотел уехать к семье вечерним поездом. С самой весны Чупати работал в столице и практически бывал дома только раз в две недели.
От тоскливого чувства одиночества старшину спасало то, что у него почти никогда не оставалось свободного времени. А иногда работы бывало столько, что даже в назначенное время не удавалось выбраться к семье. На прошлой неделе, например, съездить домой так и не удалось, и поэтому сейчас капитан Шатори отпустил старшину до вторника.
Уезжая домой, Чупати, как правило, Кантора с собой не брал. И каждый раз старшина прощался со своим четвероногим другом так, будто уже никогда больше им не суждено было свидеться.
На собачью площадку они пришли ровно в половине четвертого, когда звон колокола возвестил о начале кормления. Кантор хотя и редко бывал на площадке, но прекрасно знал, что означает этот звон. Пес облизал губы, предчувствуя трапезу. На работе он обычно забывал о еде и ел всегда вместе с хозяином.
Торопись пообедать. – Чупати пропустил пса в бокс и захлопнул дверцу. – Перед отъездом немного прогуляемся, понял?
Кантор добродушно тявкнул в ответ, словно пожелал приятного аппетита хозяину. Настроение у Кантора было отличное. День стоял спокойный, солнечный. Около него, радостно пофыркивая, закружился щенок. Кантор с родительским благодушием относился к многочисленным проказам щенка. Одного никак не мог понять Кантор: почему Тончи так плохо растет, хотя пахнуть от него стало, как от совершенно взрослой собаки. Временами этот запах был таким резким, что Кантору приходилось уходить в самый дальний угол бокса, а при приближении Тончи угрожающе рычать.
В такие минуты Тончи вел себя несдержанно, недовольно ворчал, чем еще сильнее раздражал Кантора. Правда, приближаться к нему Тончи не отваживался и лишь громко тявкал да грыз доски клетки.
Вот и сейчас Кантор почувствовал, что Тончи как-то агрессивно пахнет. Сделав несколько прыжков, приемный отец предупредил своего пасынка, чтобы тот не лез к нему с глупостями и убирался бы в свой угол. Однако Тончи настолько осмелел, что даже слегка укусил Кантора за ногу.
Кантор огрызнулся, но малышу это, видимо, пришлось не по вкусу, и он решил отомстить недотроге. И случай для мести как раз представился. Кантор разлегся на чистом цементном полу спиной к кормушке, так как знал по опыту, что пищу в нее наливают слишком горячую и лучше немного обождать, пока она несколько поостынет.
И вдруг пес услышал подозрительные звуки. Кантор повернул голову и увидел, что Тончи как ни в чем не бывало ест из его миски. До такого нахальства Тончи еще никогда не доходил. Наглец не только уплетал еду, предназначенную для Кантора, но даже поставил в его миску свои кривые ноги.
«Наглец!» – сердито тявкнул Кантор, вскакивая на ноги. Однако Тончи успел проскользнуть в узкую щель между кормушкой и стенкой бокса.
«Ну погоди!» – проворчал Кантор, пытаясь левой лапой достать оскорбителя, но никак не мог до него дотянуться. Покосившись на миску, пес удостоверился, что оставшейся пищей ему не утолить голода.
– Ну что тут у вас случилось? – раздался голос хозяина, который в этот момент подошел к боксу.
Кантор отвернулся от миски и заспешил к старшине. Пес несколько раз злобно тявкнул, высказывая свое неудовольствие поведением Тончи.
– Тончи! – строго крикнул хозяин. – Выходи!
Щенок, однако, не спешил выполнить приказ: услышав строгий оклик, он лишь высунул из щели черную пуговицу носа, а потом и вислоухую мордочку.
Кантор сердито гавкнул, но Тончи даже не пошевелился.
«Ну, что делать с наглецом? Вытащить его и основательно вздуть, да уж больно жалкая у него физиономия, сердиться и то долго нельзя», – размышлял Кантор.
– Ага! Чего-нибудь натворил? – проговорил хозяин.
Тончи виновато опустил голову, потом вдруг подался вперед и лизнул Кантора в морду. Кантор принял извинение и, отвернувшись от Тончи, с достоинством пошел к миске, всем своим видом показывая, что он не одобряет поведения щенка.
– Ну и поросенок же ты, Тончи! – погрозил старшина щенку, увидев разлитую еду возле миски овчарки.
Чупати сходил на кухню и принес в алюминиевой миске новую порцию еды для Кантора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172