..
Несколько растерянный, но улыбающийся вернулся на свое место. В тот же миг официант поставил на его стол серебряное ведерко с шампанским и вазу, полную фруктов. Энис-бей ничего этого не заказывал и взглянул на стол в полном недоумении. Официант украдкой кивнул на угловой стол. За ним сидело человек шесть мужчин, они перехватили его взгляд, улыбнулись ему, помахали рукой. В какой сладостный ад он попал... Официант бесшумно откупорил шампанское, наполнил бокал. Энис-бей, вообще говоря, шампанское не любил, но не выпить было как-то неловко. Посмотрел в сторону того стола, улыбнулся, выпил. Жаль, что нет Арама. Сидит он тут, как глухонемой. Сейчас спросят, кто ты, из какой страны, и что он ответит? Арам бы что-нибудь выдумал. Зря он его отослал.
Незадолго до этого, когда пили за здоровье отцов и дедов, Арам вновь вспомнил убитого немецкого мальчика. «Той пулей я сам в себя выстрелил,— сказал дед Перед смертью.— Свинец ее я на тот свет с собой унесу». Энис-бей с недоверием взглянул на Арама: к чему опять это напоминание, что Арам хочет этим сказать? Однако промолчал. Арам произнес очень задушевные, добрые слова о его отце: «Поверишь ли, Энис-бей, все эти дни мне казалось, что Риза-бей рядом с нами — пьет с нами, слушает нашу беседу, таскает нас за уши, когда мы чересчур распалимся в споре».
Шампанское было холодным, приятным, и Энис-бей выпил еще один бокал. И вдруг почувствовал, как хочется ему напиться, расслабиться, отупеть...
Школа армян, приехавших из Турции,— кому рассказать, не поверят: сорока-пятидесятилетние люди — мужчины, женщины — азбуку учат. Это было единственное место, где Энис-бей не скрыл, кто он и откуда. Ему улыбались, но улыбки были холодны, как зимнее солнце. Или ему казалось? Как сказал тот человек? «В первый раз такое, что турок гость, а я хозяин...» В Гегарде, в церкви, вырубленной в скале, вдруг запела девушка, и Энис-бею почудилось, что голос доносится из другого мира—поют замшелые стены, свет, струящийся в отверстие купола, водаг-соча-щаяся из стен... Все смешалось, все в нем перепуталось... Работающие с ним в клинике два врача-армянина какие-то странные, испуганные люди. Даже имен их не вспомнить,— впрочем, Эние-бей ни разу и не поинтересовался, кто они и что они... Простая арифметика его жизни переходила в высшую математику, и Энис-бей вдруг содрогнулся, как на краю бездны, в которую вот-вот сорвется.
До того как он приехал сюда, ему все было ясно: армяне неблагодарные люди, они не оценили оказанного им гостеприимства— семьсот лет жили в Турции и изменили ей... А если сей-
час встать и заорать на весь зал, что он турок... что будет? Наверно, те же мужчины, что послали ему шампанское, перевернут стол и разобьют эту бутылку о его голову. Картина, которую он себе представил, показалась ему отвратительной. В нем вдруг встрепенулся второй человек — совсем недавно этого второго в нем не было, откуда он взялся?.. Отец, отец, какое наказание придумал ты родному сыну! «До каких пор будете вы помнить пятнадцатый год?» — спросил он Арама. «Пока мы есть, будем помнить,— Арам стал резок,— собери каким-нибудь чудом всех армян, раскиданных по свету, и спроси каждого: что тебе тут делать? Хочешь, подойдем к столам, спросим у каждого, откуда родом его отец, дед. Я уверен, что каждый третий — из западных армян. Ты спроси — почему они не там, где родились их отцы, деды?!»—«Может, мне отправиться в Сидней и у твоего дяди тоже спросить?» Арам вновь осекся, мучительно долго подыскивал ответ: «По большому счету и дядя мой тоже жертва... Если бы его дядя не оказался в Бейруте...— и опять замолчал.— Мой ответ, конечно, полуправда. И наша вина есть в нашей судьбе...»— «А я опять повторяю: пусть потомки выселенцев возвращаются на родину дедов. Приедут?..»— «Этот вопрос ты им задать должен. И потом, дорогой Энис-бей, ты, между прочим, не премьер-министр Турции».
Что верно, то веряо, он не премьер-министр Турции, а всего лишь врач, сын врача и внук врача...
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Варужан выпил чашечку кофе, съел бутерброд с сыром, оливки и вышел из чайной. Куда податься? В гостиницу, последовал мысленный ответ себе, две ночи «дома» не спал... Ну вот, пришлось столкнуться и с больницей, и с милицией. Потом Варужан все же замедлил шаг — ведь спешить было некуда, никто не ждал его. Взглянул на горы, стоявшие высоченной оградой за спиной города,— вот и им двинуться некуда, стоят себе тут с незапамятных времен. После двухдневного кошмара жизнь стала казаться ему несколько иной — полной обновленного смысла, красок, трепета. Странное создание человек: приехал утихомириться, перевести дух от повседневной суеты сует, избавиться на несколько месяцев от грохочущего жизненного потока, приехал побыть наедине с самим собой, и вот на тебе... Чего он только не пережил, не перечувствовал за это короткое время: Сюзи, Егинэ, больница, милиция, какие-то нереальные сестры... Варужану хотелось избавиться и от воспоминаний, но что же получилось? В магнитном поле воспоминаний пробудились, тесня друг друга, картины, беседы, люди, и в этом водовороте то и дело выныривал отец, которого он, Варужан, и обрел, и потерял. А может, не обретал и не терял... Бабушкин юбилей... Соберутся для печали... «Убирайся отсюда! Ты второй раз убиваешь нашего брата!» Кто это был? За кого его приняли? Что за месть
подтачивает то анонимное сердце? Может быть, он и сейчас украдкой следит за ним? Увидит на улице — узнает?.. Широкополая его шляпа была сдвинута на самый лоб, а подбородок дрожал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179