Он попросил: пришли, дядя, приглашение, ну, я и послал. Что мне было делать? Отсохла бы моя рука, лучше б не посылал.
И тут мать зарыдала в голос — слезы, плач, копившиеся в течение долгого времени, вдруг вырвались наружу. Она обняла дочку, принялась ее целовать, гладить ей лицо, словно им предстояла либо вечная, либо, по крайней мере, очень долгая разлука. Сирарпи пыталась успокоить мать, но сама плакала вместе с ней. А вокруг звенела ребячья речь на армянско-французско-арабском языке. Неразбериха, суматоха.
— Привези из Ереван снег, тетя Сирарпи.
— Мороженое привези! Говорят, там очень хорошее!
— В Армении все хорошее!
— Дедушку поцелуй, тетя Сирарпи.
— Книжки с картинками привези. Странное, тревожное было прощание.
— Армянину и на праздник без слез не съездить,— сказал зять Багдасара Мугнецяна.— Вперед, Рач, времени мало, скоро налетят, проклятые...
Ребятишки встали ни свет ни заря — заспанные, бледные, зевают на бегу. Багдасар Мугнецян и вовсе не спал. Мать и Сирарпи часа на два лишь прилегли рядышком — каждая прикидывалась, что спит.
Багдасар Мугнецян посылал в подарок сестре серебряный пояс их матери, были и другие подарки. Детишки велели передать кто свою игрушку, кто сладости, кто цветные открытки. Все уместилось в одном чемоданчике — хорошо лететь налегке.
Рач наконец завел машину, и уже без промедления машина рванулась вперед, вслед за ней помчались и долго бежали ребятишки, а в небе в это время появились первые самолеты и загудели, зарокотали угрожающе, страшно...
Начинался рядовой, будничный день Бейрута — полный ужасов, тревог, как и всякий день теперь. Однако хоть и боязливо, но поскрипывали двери магазинов, в кафе люди уже пили свой утренний кофе, из мечетей доносились медовые звуки намаза, христианские церкви тоже возносили господу молитвы печальными устами своих медных колоколов...
— В Дамаске у меня родня,— сказала Сирарпи.— В Халебе доктор Дальян — уважаемое лицо.— И вдруг в глазах ее появилась озабоченность: — А что, если он в отъезде?.. У тебя там знакомые есть, Рач?
— Есть хорошие парни, мои друзья. Не думай ни о чем, положись на меня.
— И это мне? — не удивилась, а ужаснулась Сирарпи, обнаружив, что возле ее тощего чемоданчика стоят два пузатых.— У вас жалость есть?
— Это наши маленькие подарки твоей бабушке,— успокоительно объяснил доктор Дальян.— Ничего особенного. Так, кое-что на память, от союзов армян Халеба, от наших организаций, от друзей твоего отца.
— Не забудьте и от союза женщин, доктор,— энергично вмешалась тикин Анаис.— Маленький ковер,— и она широко развела руки.— Это бабушке под ноги, в Ереване холодно. Чудесный персидский ковер.
— Вы представляете, как я буду тащить весь этот багаж? — Сирарпи и впрямь была в ужасе.— У меня две слабых руки. А тут три чемодана, сумка, пальто...
— Пальто не считай,— возразил доктор Дальян.— Это здесь жарко, а в России мороз. Так что сразу на себя наденешь.
— Я про пальто то же самое сказал,— вмешался парон Назарет. Несколько минут длилось молчание. Рач курил и ходил взад-вперед.
Застегнут на все пуговицы, правая рука все время в кармане. Сирарпи не отрывала глаз от чемоданов.
Доктор Дальян заговорил словно сам с собой:
— Надо что-то придумать. Вопрос багажа — серьезный вопрос. Как ты доберешься от Москвы до Еревана — вот в чем загвоздка.
— Правильно... Верно...— раздались голоса.— Багаж может и позже прийти.
— Не выйдет,— вмешалась тикин Анаис.— День рождения бабушки восьмого декабря. В этот день она и должна получить подарки.— И опять широко развела руками: — Мы вот такой маленький ковер купили от имени женщин. Персидский. Очень красивый.
Доктор Дальян нервно раздавил носком туфли недокуренную сигарету:
— Тикин Анаис, умоляю тебя, перестань, есть вопрос поважнее, чем твой маленький ковер.— И повернулся к Сирарпи: — Значит, с того аэропорта в Ереван самолеты не летят? Придется ехать в другой?
— В том-то и дело. Больше восьмидесяти километров,— Сирарпи готова была расплакаться.— От Шереметьева до Домодедова больше восьмидесяти километров.
— За час можно доехать.
— За два,— поправил Назарет.— У них машины медленнее едут, а дороги — как кожа сатаны.
— Да, это так,— подтвердил Рач.
— Домодедово, говоришь? — спросил доктор.— А что это значит?
— Так аэропорт называется. Означает: дедушкин дом.
— Дедушкин дом... Это хорошо,— улыбнулся доктор.
— Название как название.— Парон Назарет попросил доктора не отвлекаться: — Ты о деле думай...
До вылета самолета Халеб — Москва оставался час сорок минут. Собралось более шестидесяти человек. Они прохаживались группами,дети с шумом, визгом катались, как на льду, на черном мраморном полу. Доктор Дальян в рассеянной задумчивости оглядел собравшихся и произнес:
— Нужно принять решение. Может, проведем маленькое собрание? Кто здесь из текеяновцев?
— Все здесь,— ответил парон Назарет.— Кроме парона Погоса, а он...— и замолчал, не желая произносить вслух непочтительных слов.
— Что парон Погос?
— Разве я что-то сказал?
— Вы опять начинаете друг друга подкусывать? — кольнул его взглядом доктор.— Значит, текеяновцы здесь.
— И «Новое поколение» здесь: я и товарищ Наапет... Куда он делся?
— Я здесь,— от соседней группы отделился широкоплечий юноша.— Что-нибудь нужно?
-- И Союз возрождения Урфы здесь, трое членов.
— Думаю, достаточно.
— Женская организация здесь в полном составе,— тикин Анаис гордо оглядела группку окружавших ее женщин.
— Это не застолье,— хмуро бросил доктор.— Можем принять решение и без женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179