»
— Вот уж действительно донорская кровь,— Варужан втянул в легкие дым сигареты.— Дядя, а кто он по профессии, твой тезка?
— Дома чертит,— сказала Сюзи.— В университете профессор.
— «Смерть отца, затем твое письмо. Я уже думал, что не осталось во мне ничего армянского, но...»
Арам вдруг прервал чтение, вскинул глаза на Варужана:
— А в Англии ты был? Варужан недоуменно уставился на него:
— А при чем тут это? Нет, в Англии не был.
— Так я и знал...— и продолжил чтение: — «Однажды пригласили меня в армянский клуб, сказали, что приехал армянский писатель, я не запомнил фамилию. Мне много говорили, что все, кто из Армении, напуганные, осторожные, каждое слово — а за границей особенно — взвешивают, Армению приукрашивают... А этот человек был небрежен, прямодушен, употреблял очень острую пищу,— видимо, у него здоровый желудок. Много ли подобных армян в Армении, дядя Ширак? Если много, значит, страна моего отца будет жить... Слова этого человека пробудили меня, я понял, что я не европеец и, если переселюсь в Америку, не сделаюсь американцем...»
— Поздно понял, дорогой родственник...
Никто не среагировал на слова Сэма, он мог бы говорить и дальше, никто бы его не прервал, даже Арам. Тигран Ваганян попросил у Варужана сигарету, тот протянул ему пачку. Взглянув на дядю виноватыми глазами, потянулась к сигаретам и Сюзи. «Кури»,— разрешил ей дядин взгляд. Пробормотав что-то себе под нос, Сэм встал из-за стола, прошел к камину, опустился в кресло.
— «Слушая этого человека из Армении, я понял лишь одно: быть недовольным можно только с в о е й землей. Краснея от стыда, сознаю: где бы мы ни жили, мы всегда заискивали, лебезили перед коренными жителями. Мне стало жаль самого себя, дядя Ширак, здесь мы имеем право лишь на пресмыкание. Однажды мои коллеги по Кембриджу говорили о своей стране и уж так поносили Англию! Казалось, у каждого в руках хирургический скальпель и каждый сам хочет вскрыть нарыв. Не знаю уж, какой бес в меня вселился, но я решил принять участие в разговоре и высказался в их духе, но не успел я заговорить, как мой английский коллега бросил мне в лицо: «Не нравится Англия? Тогда зачем ты здесь? Уезжай к себе. Загадочный народ армяне: переезжают из страны в страну и всюду недовольны». Я тут же замолк. И в тот день, когда услыхал армянского писателя, понял: недовольным имеешь право быть только собственной страной. Этот человек приехал из своей страны и в свою страну возвратится, а я гражданин государства с непонятным названием Чужбина».
Варужан сказал:
— Я и в Байресе встречал таких потерянных армян. Сейчас я лучше понимаю их боль.
— Можешь назвать хоть одно имя? — почти выкрикнул Сэм, сидевший у печки.
— Могу, Сэм,— мягко, почти ласково произнес Варужан.— Например, мой и твой отец.
— У нашего отца другие обстоятельства, он ведь родился в Армении.
Арам же переводил уже дальше, словно для себя самого:
— «Приехать в Армению? Как на Родину? Но Российская Армения не родина даже для моего деда. Приехать в качестве туриста? Есть места интереснее».
— Как вы не можете понять сути его излияний? — Сэм Ширак пытался говорить спокойно: его родные заблуждаются, и ему следует открыть им глаза.— Для него Армения глухой, непривлекательный, чужой уголок земли, а вы говорите — Мать-Родина...
— Побереги цветные нитки своих нервов, брат мой ковроторговец. Сейчас будет место похлеще — нитки порвутся,— изрек Арам.
Сэм Ширак смотрел на всех несчастным взглядом: странный тут народ — то не смей Армении коснуться, горло за нее перегрызть готовы, а то делаются всепрощающими исусиками.
— «Я попытался найти Армению в нашей колонии. Пустое занятие. Когда нет государства, каждый армянин сам себе государство, со своим парламентом, его главой и, уж разумеется, с министром внешних сношений. Я понял, к слову, что дашнакские шефы оплакивают не потерянную страну, а всего лишь потерянные ими кресла. Ведь они могли бы сегодня его занимать...»
— Лучше не скажешь...— Варужан мысленно зааплодировал.— Я бы напечатал это письмо во всех газетах спюрка.
— Не много ли? Может быть, пощадишь хоть несколько газет? У Сэма нервы начали сдавать, Арам, заметив это, сложил письмо.
— Почему? Читай до конца,— сказал Варужан.
— Читай-читай! — почти выкрикнул Сэм.— А вы связывайте свои надежды с подобными армянами! Грешно их армянами называть!..
— «Союзы, клубы, газеты растут в спюрке как грибы. Ведь кресла жаждут многие — не премьер, так хоть председатель клуба. Число союзов растет, а союза нет. Хорошо по этому поводу сказал тот армянский писатель: в село, где много петухов, утро с опозданием приходит».
— Великолепно,— зааплодировал Варужан. Тигран Ваганян рассмеялся себе под нос.
— Ах эти петухи,— обратилась Сюзи к брату,— каждый на своей крыше кричит, и только он знает точно, когда будет солнце.
В конце письма Тигран Ваганян извинялся перед бабушкой Нунэ за то, что не приедет на ее юбилей, перед дедом Шираком за то, что отвечает на его письмо с семилетним опозданием, и передавал приветы далекой незнакомой Армении. Последние строки заключали в себе жгучую грусть:
— «И когда ваши люди приезжают за границу, пусть они, слушая тех, кто превозносит Армению, разглядятв полутемном уголке восторженного зала и растерянных, безъязыких, таких, как я, которые не знают ни кто они, ни откуда, ни куда и зачем идут...»
Арам сложил вчетверо письмо, вложил в конверт, зажег сигарету. Слова казались лишними — не письмо, а открытая рана, как же можно обсуждать рану?
Варужан встал, ласково опустил руку на плечо Сэма:
— Помнишь песню Артуро — «Боль твоя, родина,— из огня сорочка»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179