Варужан ходил по кладбищенской аллее, курил, кашлял. «Брат без конца курит,— хмуро сказал Сэм Ширак.— Думаю, у него камень на душе. Помнишь, и в Америке, в Байресе, он не был весел».— «У них нет детей,— прошептала Сюзи так, словно выдавала тайну.— И Мари, бедняжка, очень страдает. Вчера сказала, что, может быть, из детского дома возьмут малютку на воспитание».— «Что значит детский дом?»—«Здесь так сиротский приют называют... Так ведь приятнее звучит».—«Потихоньку привыкнем к их языку».— «Полагаю, что детский дом звучит добрее...»
В тот же день на имя Арама Ваганяна пришла фототелеграмма из Самарканда. В ней было три слова, написанных по-армянски. Бабушка, Арам, Армения. Коля Ваганян не то что написал, а тщательно нарисовал буквы... Телеграмма пошла по рукам, бабушка Нунэ поцеловала грубую бумагу, попросила очки, прочитала букву за буквой. Сделалось и радостно и грустно — три слова в телеграмме и подпись в три слова: Николай Врамович Ваганян — заняли всю телеграмму...
Арам и эту телеграмму подклеил в тетрадь деда Ширака. Накануне же подклеил сюда письмо Тиграна Ваганяна из Эдинбурга. Потом написал перевод.
А на последних страницах с обстоятельностью средневекового летописца, стараясь не упустить ни малейшей подробности, Арам Ваганян описал бабушкин юбилей: кто приехал, кто не приехал, кто звонил, что пели, какая была погода.
«Вот такие дела, дед...» На последней странице оставались две нижние линейки, Арам поставил дату, час и, улыбаясь, подмигнул портрету Ширака Ваганяна. Такие дела, дед...
Проводив Сэма Ширака и Сюзи, Варужан на другой же день отправился на редакционной машине в свою «ссылку».
Прежде всего спустился в ущелье.
Еще издали на белизне снега увидал движущуюся черную фигурку. Это был святой отец.
— Как дела, Варужан?
— На свете умирает ежедневно не меньше тысячи человек, которые за пять минут до смерти на вопрос «как дела» отвечали «хорошо». Хорошо, святой отец...
Посмеялись.
— Я возвращаюсь.
— Кончился срок ссылки? Что-нибудь написалось?
— Я сумел не писать, а это, наверно, более великое дело. Справили бабушкин день рождения. За столом больше пустых стульев было, чем занятых.— Взглянул на суровые скалы, каменный хаос склона.— Я вот все думаю: если бы и камни росли, подобно детям...— Помолчал, и святой отец не стал задавать вопрос, видно, чтобы не нарушать движения его мысли.— Есть у камней возраст?.. Есть камни новорожденные, камни-юноши, есть камни при смерти?..— Засмеялся.— Наверно, ударяюсь в мистику. Но я вот не камень, святой отец, я вырос. Извините, но у меня внутри такой разброд, я забыл буквы собственной азбуки и затрудняюсь читать сам себя.
— Человек учится понимать мироздание, даже управлять им, а тропки его собственного внутреннего мира перепутаны, куда уж управлять собой. Так что ты не одинок, Варужан.
— Утешаете меня?
— Сколько лет науке? Наверно, десять тысяч. И что она больше всего изучает? Человеческое тело. А душу?.. Или человек всего лишь биопродукт, как вы выражаетесь?
— Человек из того же вещества, что и звезды. Видимо, из мешка звезд можно получить человека.
— Ну и что же тянут, не получают? Говоришь, звездное вещество? Есть и другое мнение: человек — свалка химических элементов или же склад металлов и прочих веществ. По простой арифметической логике это не такая уж и чушь. В человеке столько сала, что из него можно сделать семьсот кусков мыла, столько фосфора, что можно получить две тысячи спичек, столько серы, что можно вывести клопов в большом доме, столько железа, что...
— Пощадите, святой отец, я и так уже не в восторге от божьего создания.
— Потому варвары всех времен уничтожали людей. Что они уничтожали — просто-напросто свалку элементов? А нацисты делали мыло из своих жертв, чтобы... материя не исчезала.
Над ущельем стремительно пролетела большая птичья стая. Что за птицы? Варужан не сумел определить. Были бы тут те маленькие девчушки, он бы у них спросил...
— Григор Татеваци другого мнения. Он говорит, что душа существует в трех формах: растительной, животной и разумной. То есть и растения, и животные обладают душой. Просто разумная душа самая совершенная, и потому она требует совершенного тела. Это тело человека.
— Оно совершенно? Возможно,— Варужан засмеялся.— Я только в одном упрекаю творца: почему он не создал запчастей для человека — сердце одно, мозги одни, уха всего два. И потом, вам не кажется, что у
господа склероз и в некоторых он забывает вставить даже положенные детали: разве у каждого есть сердце, разум?..
— Хоть кто-нибудь жалуется на то, что у него нет сердца или разума?..
— Не слышал. Впрочем, разум не пуговица, к голове не пришьешь...
На мосту стояла парочка. Они перегнулись через ажурные металлические перила и — голова к голове — беседовали. Река не шумела, и всякое слово их, произнесенное шепотом, отзывалось эхом. Парень снял пальто, накинул им обоим на плечи. То ли девушка была легко одета, то ли парень внушил ей, что холодно, и ей в конце концов самой захотелось, чтобы стало холодно.
Когда святой отец и Варужан проходили мимо, девушка, взглянув, смущенно шевельнулась под укрытием, и парень сообразил, что ей неловко. Ничего не было видно, но парень, наверно, обнимал ее за тоненькую талию.
Они ускорили шаг. Варужан почему-то обернулся. Из-под пальто-палатки виднелись две головы — темная и русая — и четыре ноги...
— И я, святой отец, думаю, что растения, птицы тоже чувствуют, различают добро и зло.— И взглянул святому отцу прямо в глаза: — А зло не сильнее?..
— Зло... то есть сатана. Сатана вооружен всеми самыми притягательными грехами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179