Он повернулся к двери, но остановился и как бы невзначай спросил: – Милорд, когда следует ждать вашего курьера?
Губы Суинфорда растянулись в улыбке.
– Жди неожиданного, ибо оно там, где не ждешь, – глубокомысленно заметил он.
– Вы, как какой-нибудь хитрован монах, любите выражаться туманно, – рассмеялся Уильям Кенби. – Поверь, – воскликнул он, хлопнув Хью по мускулистому плечу, – мне будет не хватать тебя! – Он проводил сына до двери. – Когда парламент кончит заседать, я собираюсь отправиться в Кале. Меня там ждут дела и молодая жена, такая же хорошенькая, как твоя. Ну, храни тебя Бог! Остерегайся, когда будешь во владениях графа Нортумберленда. Он натравит на тебя братьев, а их, Бог свидетель, не нужно особо поощрять, они без того ненавидят тебя.
Хью решил было, что отец собирается провожать его до лошади, пичкая бесконечными советами, но тот не пошел дальше прихожей.
Мелкий дождь продолжал сыпаться со свинцового неба. Хью быстрым шагом пересек двор, направляясь к коню. Случайно его взгляд упал на окошко коляски. Он увидел тонкий профиль жены, потом чья-то рука, наверное рука Алисы, задернула занавеску. Ему и не нужно было видеть Санчу, и без того ее образ – ослепительная белизна тела, аромат кожи, свежесть волос – был реальным, как эти мокрые камни под его ботфортами. Он вскочил в седло и направил коня к воротам; Мартин ехал рядом, не отставая от господина ни на шаг.
10
Нанятые им люди дожидались в том месте, где королевская дорога сворачивала на север, к Оксфорду. Повозки и всадники сгрудились в предрассветной мгле; люди кутались в плащи, пытаясь защититься от надоедливого дождя. Заслышав цокот копыт приближающихся всадников, старший кучер, шлепая по лужам, вышел вперед и принялся размахивать фонарем. Не теряя времени, Хью приказал отряду выстроиться на манер военной колонны: впереди и сзади – вооруженные верховые, в середине – повозки и коляска с женщинами. Заскрипели колеса, и повозки стали выстраиваться друг за другом; всадники, разбрызгивая грязь и сталкиваясь в темноте, занимали свои места.
Крики людей и лошадиное ржание врывались в глухую тьму, царившую в коляске, перекрывая немолчный шум дождя, барабанившего по деревянной крыше. Все эти звуки болезненно отдавались в голове, и Санча заткнула уши, чтобы ничего не слышать. В ее глазах стояли слезы, но она не позволяла себе расплакаться. Она неподвижно сидела на обитом красной кожей сиденье, терзаемая стыдом за то, что случилось ночью, ошеломленная, не понимающая, что с ней происходит.
Она тщилась разобраться в нагромождении тех невероятных событий, которые столь круто изменили ее жизнь. Если бы она только могла все вспомнить, сокрушалась Санча. Тысячи вопросов, на которые не находилось ответа, роились в ее измученной голове. Она чувствовала себя потерянной, одинокой, преданной всеми, не способной полагаться даже на собственные чувства. Она пребывала в полном замешательстве, и ни на минуту ее не отпускал леденящий страх.
Коляска неожиданно дернулась, заставив обеих молодых женщин откинуться на спинки сидений.
– Ох! – удивленно воскликнула Алиса, ударившись затылком о мягкую кожаную спинку. – Пресвятая Дева! – И тут же, вспомнив о своих обязанностях, заботливо осведомилась: – Вы не ушиблись, миледи?
– Нет, – заставила себя ответить Санча, понимая, что упорное молчание ничем не поможет ей.
Ей отчаянно хотелось схватить пухлую руку добродушной служанки и поведать о всех своих несчастьях. Но как она могла открыть душу девушке, которую приставил к ней он , после его бесчестного поведения прошлой ночью? Как признаться в удручающем неведении того, что происходит между мужчиной и женщиной в брачную ночь? «Нет, – решила она, – лучше молчать обо всем».
– Скоро рассвет, миледи, – весело сказала Алиса, желая приободрить госпожу. Помолчав немного, девушка улыбнулась в темноту и доверительно сообщила: – Ох, и не люблю я, когда темно!
– Я тоже, – отозвалась Санча негромко и сухо.
Алиса ждала, что госпожа продолжит разговор, поскольку казалось, что она расположена поговорить, но Санча опять погрузилась в молчание. Немного погодя, когда начал заниматься рассвет и в коляске стало чуть светлей, Алиса увидела, что госпожа спит глубоким сном и голова ее безвольно качается в такт движению коляски.
Прошло довольно много времени, и заскучавшая Алиса решила раздернуть шторы, чтобы наблюдать за дорогой. В окна коляски хлынул серенький, водянистый свет дождливого утра, но госпожа по-прежнему крепко спала.
Внутри поскрипывающего кузова было сумрачно; зелень полей, мимо которых они проезжали, потеряла свою изумрудную свежесть в тусклом свете, лившемся с низкого хмурого неба. Казалось, мертвенное оцепенение ненастной погоды охватило все видимое пространство: мокрые поля, деревья с потемневшими стволами, затопленные водой придорожные канавы. Давно уже стоял день, а леди все так же крепко спала. Алисе показалось очень странным, что молодая женщина спит столь непробудным сном.
В конце концов, убаюканная равномерным покачиванием коляски, Алиса задремала сама и продремала довольно долго, хотя, когда проснулась, ей показалось, что она лишь на минуту закрыла глаза. Коляска не двигалась; снаружи доносились громкие голоса.
Алиса высунула голову в окошко экипажа и увидела, что кучеры слезают с козел, всадники спешиваются и ведут коней под мокрыми деревьями к неширокому потоку, чьи быстрые воды были желты от ила. Несколько кучеров, вооружившись ведрами, шли мимо коляски за водой для лошадей.
– Что это за место? – крикнула Алиса.
Могучий детина с двумя ведрами, казавшимися игрушечными в его ручищах, обернулся к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102