Она резко обернулась, сняла с пальца кольцо с рубином и швырнула в него.
– Я тебе не жена! Я всегда была только пленницей!
В мертвой тишине Хью искал кольцо. Наконец он поднял его, сунул в карман и повел Санчу наружу. Когда появился Мартин с лошадьми, Хью подсадил ее в седло и они поехали к дороге.
В конце узкой извилистой тропы Хью повернул коня направо. Мартин нерешительно окликнул своего господина:
– Милорд, нам в другую сторону, там – юг.
– Туда мы и едем, в аббатство святого Болдуина, – ответил Хью и решительно сжал губы.
Глаза Санчи расширились от удивления. Она ничего не сказала, но в душе поняла, что победила. Она хорошо понимала, чего Хью стоило наступить на горло своей гордости и честолюбию.
Остаток пути они проделали молча; каждый был погружен в свои мысли. Снова прошел дождь и вымочил их до нитки, потом поднялся ветер, горестно завыл в ветвях над их головами и разогнал тучи – небо очистилось.
Мокрые и продрогшие достигли они наконец аббатства святого Болдуина. Монах, стороживший у въездной башни, отнес записку Хью.
Вот что, в частности, говорилось в ней:
«Я не вправе открывать имени дамы. Могу лишь сообщить, что она – родственница графа де Северье и прибыла по делу чрезвычайной важности» .
Монах воротился с примечательной быстротой, распахнул ворота, и всадники въехали в темный двор. У резиденции епископа их уже поджидал слуга с фонарем.
Хью взял Санчу за талию и ссадил с лошади. Стоя между своим конем и ее лошадью, он положил руки ей на плечи. Торопливо, словно боясь, что другого случая не представится, он заговорил хриплым от волнения голосом:
– Я люблю тебя больше, чем могу выразить словами. Прошу тебя лишь об одном: не вспоминай обо мне плохо.
Его признание в любви, голос, исполненный горячей страсти, разрывали ей сердце. В напряженной тишине она боролась с желанием броситься ему на шею и умолять простить ее. Потом с мучительным вздохом Санча выдернула свои пальцы из его ладони и побежала на слабый свет фонаря.
Санчу и последовавшего за ней Хью встретил монах, который провел их в небольшую гостиную, убранную сарацинскими коврами. Слуга зажигал свечи в канделябрах; в камине пылал вновь разожженный огонь; из смежной с гостиной комнаты доносился торопливый шорох.
Наконец появился Арно де Северье, одетый в отороченный мехом халат. Вид у него был заспанный, глаза щурились от яркого света, взъерошенные волосы делали его немного смешным. Разглядев, что перед ним его племянница, он раскрыл рот от изумления. Француз стоял, переводя взгляд с девушки с растрепанными волосами, в мятом мокром платье на молодого человека, у которого под распахнутым камзолом виднелась окровавленная рубаха.
– Господи милосердный, – заикаясь проговорил он. – Доминик! Как ты здесь очутилась? Боже! Но ты же… как твоя болезнь?
– Причиною моей болезни была опийная микстура и ложь. Они хотели заставить меня молчать, не дать рассказать всю правду Мадам, вам, дядя, и всем на свете. – Взволнованный рассказ Санчи о страшной картине, свидетельницей которой она стала в Виндзоре, поверг де Северье в ужас.
Хью опустился в кресло, почувствовав невероятную усталость. Он сидел, стараясь не думать о боли, вполуха слушая быструю речь Санчи и не понимая ни слова. Голова его была откинута, глаза закрыты.
Послышались оживленные женские голоса и шорох шелка. В комнате появилось несколько женщин. С радостными криками они бросились обнимать Санчу и мгновение спустя повели ее к двери.
Хью насторожился. Он смотрел, как уводят его жену, потом нерешительно подался вперед, словно собираясь встать. Ему пришло в голову, что он никогда больше не увидит ее. Но он не знал, какими еще словами можно удержать ее, заставить остаться с ним. И, поняв бесполезность дальнейших усилий, снова откинулся на спинку кресла.
А она даже не бросила на него прощального взгляда. Резкая, жгучая боль пронзила ему грудь. Не почувствуй он, как вновь из раны на плече потекла кровь, то решил бы, что у него разрывается сердце.
23
– Пусть Божья кара обрушится на меня, если я говорю неправду, – обратился де Северье к Хью, после того как женщины ушли. – Суинфорд одурачил меня. Я не подозревал о его предательстве.
Он принялся расхаживать по комнате. Выражение его лица, на которое наложила свою печать разгульная жизнь, поминутно менялось, отражая разнообразные чувства: скорбь, вину, печаль, горечь. Порой его глаза увлажнялись слезами, а голос прерывался. Несмотря на столь глубокие переживания или по причине их, Хью не очень верил в его искренность.
– Доминик будет в безопасности, никто не найдет ее среди женщин моей свиты, – сказал де Северье решительно и добавил, что его племянница станет большим утешением для Мадам на обратном пути во Францию. – Для такого нежного возраста Мадам слишком много пережила. Иногда она отказывается есть, не может спать. Я боюсь за ее здоровье, за ее рассудок, вы понимаете меня?
В жарко натопленной комнате плечо Хью разболелось еще сильней. Де Северье, заметив, что он морщится от боли, спросил, не послать ли слугу за епископским лекарем. Хью ответил отказом.
Из-за двери доносился слабый звук веселых женских голосов. Де Северье снова заговорил о племяннице:
– Вся вина за то, что случилось с Доминик, лежит на мне. Бедное дитя, ей пришлось столько испытать. Клянусь честью рода де Северье, как только она вернется во дворец короля, все изменится, я приложу к этому все силы. Я в большом долгу перед вами, месье, и готов вознаградить вас за все, что вы для нее сделали.
– Я не искал награды. Единственное, чего я хочу, – это чтобы вы поклялись оградить ее от опасностей, которые могут подстерегать ее в будущем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102