– Женевьева даже не подозревает, какое удовольствие она доставила мне своим подарком.
– Не большее, чем то, которое она доставила мне, – прошептал он, наклоняясь и вдыхая благоухающую пену. – Я даже не знаю, для кого из нас она его купила. Я наслаждаюсь им так же, как и ты.
– Веди себя прилично, Джон, – произнесла Лотти ворчливо, передавая ему влажное полотенце.
– Я вернусь через пару минут, – сказал он со вздохом, возвращая ей отжатое полотенце. Затем, понимая, что ее необходимо оставить одну, он поднялся и повернулся, собираясь уйти. – Когда управишься, укройся и жди меня.
Он дал ей десять минут, пока возился с грязной посудой в раковине.
– Ты готова, дорогая?
Она промычала, и они продолжили привычный ритуал умывания.
– Если тебе не трудно, Джон. – Ей легче было перенести щекотливость ситуации, связанной с купанием, если она в это время что-то болтала. Едва полотенце и рука, управляющая им, касались ее тела, как в ней пробуждалась чувственность. Она краснела, ее дыхание становилось прерывистым, и переключение внимания было просто необходимо.
Вечера теперь казались ему особенными, он не мог дождаться их. После того как дети укладывались в постель, он тщательно выполнял все предписания доктора: делал массаж, сгибал и разгибал ее ноги. Затем, в качестве награды за свои дневные труды, купал Лотти.
Она тоже старалась, как могла – сама умывала лицо, руки, протирала, насколько удавалось дотянуться, свое тело.
Затем в игру вступали его руки, и Джон наслаждался, ощущая ее тело под своими ладонями. Ее стройные, великолепной формы ноги, спина, хрупкая шея, на которую спускались влажные локоны, – все искушало его задержаться. Ее голени были просто созданы для того, чтобы их гладить, и он растягивал это удовольствие, насколько мог. Он мыл их долго и тщательно, затем вытирал насухо с великим старанием. Дразня ее, он проводил ногтем по ступне и наблюдал за реакцией, как велел доктор.
Она хмурилась, следя за ногой, которую он держал в своих ладонях.
– Они двигались? Ты видел? Я подумала, может быть, мои пальцы…
Он обхватил ее лодыжку, а затем наклонился и коснулся губами пальцев, только что вытертых с таким тщанием.
– Не торопи события, Лотти. – Его голос был сух, почти резок.
– Джон?.. – прошептала она, напоминая, что так и не получила ответа.
– Гм… Да, Лотти? – спросил он, как бы игнорируя ее страдание от затянувшейся ласки, которую исполняли его губы. Его улыбка была нежна, а глаза темны и полны сознания своей власти над нею.
Он откашлялся и положил ногу на одеяло.
– Так о чем ты хотела меня спросить?
Она нахмурила брови и неуверенно произнесла:
– Если к тому моменту, когда мистер Буш будет жениться на Женевьеве, я еще не смогу ходить, ты отвезешь меня на их свадьбу? Хотя, наверное, уже смогу… Так отвезешь? Ты согласен? – В ее глазах светилась мольба, и, чтобы выйти из трудного положения, в которое она себя поставила, Лотти опустила ресницы.
– Я тоже на это надеюсь, дорогая, – сказал Джон, осторожно беря ее другую ногу.
Она взглянула на него в упор.
Он возится слишком долго, грустно думала она, когда его большие пальцы разминали ее ступни.
Но его руки, теплые и уверенные, уже массировали ее икры и бедра; ловкие, сильные пальцы плясали в быстром ритме.
– На сегодня достаточно, – произнес, наконец, Джон.
Убрав одну из подушек, он помог Лотти занять горизонтальное положение. Затем нежно и бережно перевернул ее с одного бока на другой, подтыкая одеяло.
– Джон, – прошептала она, успокаиваясь, – спасибо.
Его глаза окинули ее всю с озорной усмешкой.
– Не волнуйтесь, миссис Тиллмэн, я ничего не делаю просто так. Когда все это закончится, вы останетесь должны мне море ласк.
– Если я когда-нибудь смогу встать, я, прежде всего, постараюсь сделать из вас котлету, мистер Тиллмэн, – пылко поклялась она, вытягиваясь на узкой жесткой кровати, которую он для нее соорудил, и застонала. – Я бы многое дала, чтобы спать вон там, в пуховой постели.
– О Лотти… ты же знаешь, что и мне больше всего хотелось бы видеть тебя там. – Джон встал на колени рядом с ней, обхватив руками ее лицо и покрывая его нежными поцелуями. – Но доктор велел лежать только на твердом, пока мы не увидим ощутимого улучшения. А у тебя уже есть успехи, дорогая. Очень скоро ты вернешься к своей обычной жизни, и мы пустим это твое временное ложе на растопку.
– Оно совсем не временное, – решительно возразила она. – Ты прекрасно потрудился над ним. – В ее глазах стояли слезы, и взгляд стал невидящим. – Знаешь, иногда я бываю такой неблагодарной, – прошептала она. – Я так нетерпелива, Джон. Прости мне мои жалобы, хорошо?
– Я сделаю больше, – заверил он, гладя тыльной стороной ладони ее горячую щеку и глядя на нее горящими глазами. – Я задумал нечто особенное, Лотти, девочка. Позволишь сделать тебе подарок? Я хочу оставить его тебе на память.
– На память?
– Да, я думал о том, что тебе необходима такая вещь, о которой ты могла бы вспоминать весь день, пока меня нет. Понимаешь, что-то вроде драгоценности, которая будет поднимать твое настроение. – Его губы остановились у ее виска, а теплое дыхание вызвало мурашки на руках и спине. С нежностью его пальцы скользили по ее волосам, гладили локон за ухом.
– Что за драгоценность? – спросила Лотти дрогнувшим голосом, который выдал, как она была заинтригована.
– О… не совсем обычная вещь. Не серебро, не злато и не камни достанутся моей женушке, – шептал он, касаясь губами ее волос, а его рука тем временем совершала путь от шеи к пуговице на вороте платья.
– О чем ты говоришь, Джон?
– Гм… ты закрой глаза и позволь мне рассказать о той памятной вещи, которая нас так занимает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91