Дверь снова распахнулась, едва карета остановилась возле дома, и на ступенях появились две женщины. Шайна поняла, что одна из них – ее тетя, Франческа, а вторая – кузина по имени Ребекка. Беглого взгляда, брошенного Шайной на них, пока она выбиралась из кареты и поднималась на крыльцо, было недостаточно, чтобы понять – рады ли они спасению Шайны так же искренне, как, безусловно, был рад дядюшка Артур.
6
Тонкие зеленые ветви ивы низко склонялись над темной речной заводью. Легкий ветерок шевелил их, покрывал рябью поверхность воды, дробил ее на сотни крохотных зеркал. Шайна стояла под ивой на берегу в глубокой задумчивости. Ей отчего-то было грустно, а отчего – она и сама не знала.
Быстро и незаметно пролетел первый месяц жизни в Монткалме. Она не могла сказать, что здесь не рады ее появлению, нет. Новые родственники приняли ее тепло, поселили в прекрасной уютной комнате с большими окнами, выходившими на реку. Сюда же перенесли все ее вещи с борта «Друга» – сразу же после того, как судно вернулось в гавань, принеся весть о ее похищении. Здесь, в этой комнате, вещи лежали до тех пор, пока она не появилась сама – после чудесного избавления от плена.
Дядя был очень рад благополучному исходу событий. Рада была и тетя – шумная, энергичная женщина. К чести ее стоит заметить, что хотя она частенько раздражалась и покрикивала, но делала это беззлобно. Сердце ее было добрым и любвеобильным.
Поначалу Шайна недоумевала – почему ее дядя женился на этой женщине, но со временем прониклась к своей тете симпатией.
Франческе ужасно нравилось ее новое положение леди Клермонт. Об этой ее слабости знали все слуги и поэтому ежесекундно и подчеркнуто называли хозяйку «миледи», а она млела от этого обращения. Франческа носилась со своим титулом, словно ребенок с новой игрушкой, и Шайна подумала, что это, возможно, и стало главной причиной того, что дядя не захотел даже на время появиться в Лондоне. С такой женой ему нелегко пришлось бы среди английского высшего света. Чего-чего, а аристократичности тете явно не хватало.
К тому же, прикинула Шайна, новый барон Клермонт был заранее обречен занять место в последних рядах английских аристократов. Другое дело – Америка. В этой стране – молодой, населенной простыми выходцами из Старого Света, – человек, носивший титул английского барона, был редкостью, и обращение «милорд» и «миледи» здесь имело совсем другой вес и смысл – гораздо больший, чем в Лондоне. Так что и для новой леди Клермонт было гораздо выгоднее оставаться в Америке.
– Шайна? – раздался голос за ее спиной из прилегавшего к дому сада, в котором шумная компания ребятишек воевала с забредшими в хозяйские цветы гусями.
Шайна вздохнула, отрываясь от своих мыслей. К ней приближалась ее кузина Ребекка. Не оставалось сомнений, что она пришла в этот укромный уголок на берегу реки для того, чтобы поделиться своими секретами и рассказать о замечательном своем женихе.
О женихе Ребекки Шайна слышала со дня появления в Монткалме. В самый первый вечер, когда Артур Клермонт привез в свой дом счастливым образом нашедшуюся племянницу, Ребекка пришла в комнату Шайны и поведала историю своего романа и помолвки. Рассказ был пылким, полным любви и нежной страсти, и Шайна подумала, что если когда-нибудь ей самой посчастливится влюбиться так же сильно, как Ребекка, она тоже не удержится и будет делиться своей радостью с таким же жаром.
– Иди сюда! – позвала Шайна, выпуская зажатую в руке гибкую веточку ивы.
– Что ты здесь делаешь? – удивилась Ребекка, ныряя под зеленый полог ивовых ветвей.
Шайна неопределенно пожала плечами.
– Здесь прохладно. И красиво. И тихо. А если присмотреться, можно разглядеть доки там, вниз по реке.
Она махнула рукой в направлении доков и гавани на выступе речного берега вдали. Там на якоре среди прочих судов стоял и «Друг», вид которого всегда рождал у Шайны поток воспоминаний. Словно переводные картинки они постепенно проявлялись и делались все объемнее, все ярче. Ле Корбье, «Черная Жемчужина», знаменитый великолепный «великий Могол» и, конечно же, Габриель – его жесткое, красивое лицо постепенно вытесняло все остальные воспоминания и заполняло мысли Шайны.
– Что с тобой, Шайна? – спросила Ребекка.
Шайна вновь вынырнула из своих мыслей и посмотрела на кузину. Две девушки, сидящие сейчас под развесистой ивой, больше походили не на кузин даже, а на родных сестер. Ребекка казалась чуть-чуть ухудшенной копией Шайны. Та же кожа – разве только чуть менее шелковистая. Те же глаза на загорелом лице – разве только не такие голубые. Те же волосы – тонкие, светлые, вьющиеся – разве только без того неповторимого серебристого оттенка, что у Шайны.
Нужно сказать, что мать Ребекки, леди Клермонт, замечала эту разницу и сокрушалась.
– Вот что значит иметь в своих жилах голубую кровь и быть настоящей аристократкой, – качала головой она, сравнивая дочь и племянницу.
Франческа Клермонт не сомневалась прежде, что Ребекка – идеал женской красоты, однако, увидев Шайну, она скрепя сердце была вынуждена признать, что племянница ее – образец еще более высокой, утонченной красоты и грации. И это заронило искру зависти в ее любящее материнское сердце. А искра зависти постепенно и незаметно стала разгораться в неприязнь.
Что же касается Ребекки, то она была слишком поглощена своей любовью и грядущим замужеством и, в отличие от матери, не испытывала никакой зависти к Шайне. Она считала, что скорее Шайна должна завидовать ей. Если что-то и тревожило Ребекку, так это опасение, что рано или поздно Шайна может положить глаз на ее суженого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100