Над плато медленно парило существо из легенды, или из ночного
кошмара. Оно было длиной с пятидесятивесельный торговый корабль, огромное
тело, покрытое медно-золотыми и ярко-алыми блестящими чешуйками,
разбрасывало по сторонам ослепительные стрелы света, отражая солнечные
лучи. Треугольная голова, словно отлитая из бронзы, была посажена на
вытянутую вперед толстую шею. Чудовище парило в воздухе, изредка взмахивая
темно-малиновыми крыльями. Байдевину показалось, что крылья чуть-чуть
маловаты для такого тяжелого тела - просто клочки полупрозрачной кожистой
пленки, натянутые на тонкую костяную раму. Сразу за этими крыльями
полоскалось на ветру облако золотых волос, и Байдевин понял, кто оседлал
страшное чудовище - Фелея.
Пасть дракона тем временем распахнулась в неслышном рыке. Ни один
звук не донесен до Байдевина сквозь невидимую магическую стену, но в этом
жесте чудовища ему почудилось ярость и вызов.
Дракон метнулся вперед, целясь в Нориссу, но, достигнув края обрыва,
он развернулся и попытался снова преодолеть невидимую преграду. Страшные
когти его передних лап беспорядочно рвали воздух. Но и вторая атака на
невидимый барьер закончилась неудачно. Чудовище снова разинуло пасть в
неслышном вопле, ужасное и прекрасное одновременно.
Кей захныкал от ужаса, мелко и часто дрожа. Илла обняла его и громко
шепнула:
- Госпожа пришла, чтобы погубить нас!
Ее слова разозлили Байдевина.
- Нет! - воскликнул он и силой повернул голову девочки туда, где
Норисса продолжала свой подаем к пещере.
- Вот наша госпожа, она ведет нас туда, где мы будем в безопасности!
И они продолжили свой бег по волшебному мосту.
Байдевин первым достиг противоположной стороны ущелья. Илла и Кей
держались позади него, но довольно близко. Медвин и все остальные были еще
далеко, но спешили изо всех сил. Байдевин и дети начали подаем, следуя по
следам, оставленным Нориссой.
Поначалу осколки льда под ногами и лужи воды в промежутках между
камнями делали подъем тяжелым и опасным. Чем выше они взбирались, тем чаще
под ногами хрустел снег, пятнами покрывающий верхушки камней. На подъеме
дети обогнали Байдевина, и он, пыхтя, проклинал свои коротенькие ножки,
которые не позволяли ему двигаться так же быстро и проворно, как они. Тем
не менее он не сдавался и остановился только тогда, когда совершенно
задохнулся.
Медвину подъем тоже давался нелегко. Теперь его поддерживали Бремет и
Норвик. Боср, борясь со своей собственной усталостью, поравнялся с
Байдевином и предложил ему руку. Байдевин покачал головой и снова полез
вверх.
После долгого карабканья среди обледенелых скал они наконец достигли
снеговой линии, и скалы исчезли под снегом, который укрывал гору до самой
вершины. Цепочка следов и взрытого снега указывала на то место, где прошла
Норисса и двое детей. Они поднялись еще немного, и Боср попросил сделать
остановку. Байдевин уселся прямо в снег, согнувшись чуть ли не пополам от
острой боли в боку. Он слишком устал, чтобы проклинать и дальше свои
короткие ноги, даже для того, чтобы обратить внимание на покрасневшие от
холода пальцы, торчащие из его открытых сандалий. Когда все остальные
нагнали Босра и Байдевина, они не уселись отдыхать, выдыхая белые клубы
пара.
Байдевин посмотрел вниз, где меднокожий дракон все еще сражался с
невидимой преградой, закрывающей подходы к мосту. Холод, который охватил
вдруг Байдевина, не имел никакого отношения к морозному горному воздуху,
который доставал его сквозь мокрую от пота одежду. Вскочив, Байдевин
бросился вслед за Нориссой.
Наконец он достиг небольшой заснеженной площадки прямо перед входом в
пещеру. Не задержавшись здесь даже затем, чтобы перевести дух, Байдевин
бросился внутрь.

31
Ненависть. Она сжигала его внутренности подобно расплавленному
свинцу, и он устал сглатывать, чтобы увлажнить сожженное ненавистью горло.
Вторя вспышкам ненависти, в висках пульсировала боль.
Пэшет никогда не думал, что он может ненавидеть так сильно, как он
ненавидел в эти минуты, и все же ему хотелось, чтобы его ненависть могла
стать еще сильнее.
Когда в самой середине двух сражающихся армий растаяло золотое облако
света, стало видно, что девушка исчезла.
Но Пэшет не смотрел туда. Незаметно для себя опершись всем весом об
исписанный заклинаниями стол, он неотрывно смотрел на кучку дымящегося
тряпья, ибо это было все, что осталось от его брата. Руки его горели так,
словно он погрузил их в тлеющие угли, и что-то словно поползло вниз по
спине. Тайлек смотрел на него через стол, и Пэшет не замечал боли. Теперь
он не скрывал своей ненависти к колдуну, напротив, он дал ей волю,
позволив своему лицу выразить все то, что он чувствовал теперь. Взгляд его
говорил о мести, и Тайлек взглянул на него со встречным вызовом.
Прежде чем тот или другой успели пошевелиться, Фелея вскочила со
своего места и, шипя и брызгая слюной, обрушилась на Тайлека с невиданной
яростью. Она была в таком гневе, что ей не хватало слов, и она вцепилась в
Тайлека ногтями, тузя ошарашенного любовника кулаками и коленями.
- Она бежала, бежала, бежала, ты, дурак! Что ты говорил? Ты говорил:
"Пусть она убежит, она приведет нас к сокровищу!" Посмотри, что из этого
вышло - она действительно ускользнула от нас!
Тайлек уклонялся и отступал, прикрывая лицо полой плаща, но видя, что
натиск Фелеи не ослабевает, он ответил коротким и сильным ударом, который
бросил Фелею на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136