- Но зачем дочери охотника разбираться в свитках и реверансах? -
воспротивилась мать Нориссы. - Она должна быть рядом со мной, чтобы
учиться прясть и правильно вести хозяйство. Это ей понадобится, когда она
выйдет замуж. То, что ты учишь ее охотиться и сражаться, как если бы она
была твоим сыном, - одного этого уже более чем достаточно. А теперь ты
хочешь забивать ей голову бесполезными манерами деревенской аристократки,
до тех пор пока она не станет настолько противоречивой и вздорной, что
никто не захочет взять ее за себя.
Но отец только покачал головой и поцеловал мать в щеку.
- Решено, она пойдет учиться.
И Норисса по тону его голоса поняла, что вопрос был решен. Ее мать
тоже поняла это и позволила отнести себя спать, тихо плача в качестве
последнего аргумента в споре.
Норисса тоже вернулась в постель, юркнув под вышитые одеяла и
простыни, также привезенные отцом из поездки в город. Она с нетерпением
ждала наступления утра. Снаружи мягко светила Даймла, позлащая ночную
тьму. Прежде чем прошел месяц и диск ночного светила стал полным и ярким,
Норисса уже стала ученицей в Кренхольде, в доме судьи.
Норисса вздохнула, воспоминание отдалилось от нее, и она снова
осталась одна в пустом доме, наедине с реальностью, столкновение с которой
ей хотелось оттянуть. С этой мыслью она подошла к столу и прикоснулась
пальцами к гладкой изогнутой древесине своего лука.
Прикосновение к оружию оживило в памяти тонкие, сильные и уверенные
руки отца. Вот они обрабатывают кусок дерева, а вот они приделывают к
стреле новое оперение. Как он был силен, и как она любила его за это!
Сильный и потому уверенный в себе, отец не обращал внимания на упреки
жителей поселка, которые часто бранили его за то, что он воспитал дочь
охотницей. Норисса помнила, как однажды он ответил на замечание
деревенского старосты: "Может быть, она и не будет слишком женственной,
старейшина, но после моей смерти мой ребенок никогда не будет зависеть от
чужой милости и всегда будет иметь на столе кусок хлеба и мяса, благодаря
самой себе, а не деревенской благотворительности. - С этими словами отец с
усмешкой оглядел толпу ухмыляющихся юнцов, которых позабавил спор
старейшины и охотника. - К тому же, - прибавил он, - она сумеет отстоять
свою независимость и добродетель".
Иногда Норисса задумывалась, была бы его решимость заставить ее
учиться столь велика, если бы ему самому не было каким-то образом на это
указано. Но, каковы бы ни были его побудительные мотивы, она была
способной и полной страстного желания ученицей. Кроме того, она полюбила
горы, полюбила азарт охоты, и, разумеется, ей нравилось быть с отцом.
Это были счастливые дни, полные смехом отца и свободой. В те дни,
когда он отправлялся в свои странные путешествия в Таррагон, мать долго
плакала и смотрела ему вслед до тех пор, пока он не исчезал из виду,
спустившись вниз по склону горы, испуганная тем, что ее муж уходит далеко
навстречу разным соблазнам и искушениям, а Норисса провожала его взглядом,
снедаемая желанием отправиться вместе с ним навстречу приключениям и
опасностям.
А потом пришла болезнь. Сначала она старалась быть незаметной, и отец
вставал по утрам с легкой болью в спине, и ноги его плохо сгибались, но
очень скоро болезнь набрала силу, и руки отца распухли и превратились в
шишковатые культи, скрюченные в суставах, и точно так же скрючился его
некогда несгибаемый характер, и отец стал каким-то маленьким и постоянно
чем-то испуганным.
На протяжении четырех лет с начала болезни он ни разу не ездил в
Таррагон. Он проводил день за днем, ссутулившись перед очагом, неподвижно
глядя в огонь. Он умер в начале прошедшей зимы, его смерть пришла вместе с
первым снегопадом. Не прошло и месяца, как умерла и мать Нориссы, не
столько от приступов своей сопровождающейся жестоким кашлем болезни,
сколько от горя.
Сидя на скамейке перед очагом, Норисса покачала головой, стараясь
отогнать печальные мысли. "Грустные воспоминания - это совсем не то, что
мне нужно для того, чтобы самой отправиться в путь, - решила она, высоко
подняв голову, чтобы противостоять ноющей боли. - Мои родители умерли, и я
стала взрослой женщиной. Я должна начать жить своей жизнью!" И она
откинулась на спинку скамьи и вытянула ноги к огню. Постепенно ей удалось
изгнать из головы все мысли, и в конце концов она задремала и спала до тех
пор, пока ей не приснился полузабытый детский кошмар...
Она медленно шагала по равнине, укрытой туманом, спотыкаясь,
прислушиваясь к далекому нежному голосу, который звал ее. Этот голос звал
и манил ее, обещая ей убежище и защиту от того ужаса, который с ворчанием
рыскал по пустоши позади нее. Ничего не видя перед собой, Норисса боролась
с мраком, напрягая мозг в тщетной попытке вспомнить имя того, кому мог
принадлежать этот волшебный голос. Но за мгновение до того, как ей удалось
вспомнить это, что-то настигло ее сзади. Над головой пронеслась тень
страха и ненависти, пронеслась и вдруг повисла на плечах и прижала ее к
земле. Всеобъемлющая, она грызла и терзала ее тело до тех пор, пока не
поглотила все, кроме ее отчаянья...
Нориссу разбудил ее собственный крик. Словно дитя, она пробудилась,
надеясь оказаться в надежных объятиях отца, но сегодня ночью она была
одна, и больше не было сильных рук, которые могли защитить и успокоить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136