Ева была права, что-то в нем изменилось. Он стал более живым, более добродушным… даже более интересным, чем когда-либо раньше.
Эти перемены лучше всего продемонстрировал проступок Робби; до операции отец не простил бы такого.
В воскресенье после завтрака Ева и Дженни услышали крики Анны из пустой спальни в доме отца.
– Робби! Робби! Нет! – почти визжала она.
Ева помчалась наверх, перескакивая через две ступеньки.
– Мама! Я думала, он с тобой! – закричала Анна, как только Ева добежала до дверей.
Потом появилась Дженни, отстав буквально на несколько секунд.
– Господи! Нельзя, чтобы это увидел папа. Кошмар!
Ева не могла решить, что выглядело ужаснее – побледневшее от шока лицо сестры или сам проступок, который совершил ее маленький сын вместе с собакой.
Робби обнаружил комод, в котором хранились вещи их мамы. Он и Гарди забрались в один из ящиков, предварительно опустошенный Робби. Дневники и фотографии Гарди разорвал на мелкие кусочки. Бутылка старых густых чернил была разлита по ковру, кипе бумаг, шелковому шарфу и по чему-то совершенно неузнаваемому, тщательно пережеванному, потому что щеки Робби были вымазаны во что-то серое и клейкое, а слюна Гарди имела серый оттенок. Вокруг этой милой парочки валялось множество осколков, обрывков, остатков всего, что только можно было порвать, разбить или пожевать.
Гарди и Робби виновато смотрели на взрослых, но чем больше шума, тем большую ценность в их глазах приобретало запретное развлечение.
– Боже мой, Ева! – Дженни была в панике и очень рассержена. – Мы должны все вымыть. Давай посмотрим, что можно спасти.
– Что здесь за шум? – раздался голос отца.
Он нетвердой походкой вышел из своей комнаты, желая посмотреть, что происходит.
Все присутствующие потеряли дар речи, а Ева инстинктивно потянулась к Робби, чтобы взять его под свою защиту. Сыну было только три года, и ребенок не имел понятия, что играл с семейными реликвиями.
– Это я виновата, папа, – поспешно сказала она. – Мне так жаль…
Отец оперся на руку Дженни и внимательно посмотрел на разгром, учиненный в комнате.
– Анна, почему бы тебе не принести щетку и совок для мусора? – сказал он наконец. – Надо убрать этот хлам. Здесь, наверное, старые счета, расписания автобусов и несколько фотографий, которые не нравились вашей маме.
Дженни застыла на месте, открыв рот.
– Не могу понять, зачем я их так долго хранил.
Он открыл верхний ящик комода, и они увидели пожелтевшие щетки для волос, стопку вышитых носовых платков и сумочку с туалетными принадлежностями.
– Надо навести порядок, – сказал отец, бегло осмотрев вещи. – Эльза посмеялась бы надо мной. Чем больше я об этом думаю, тем лучше понимаю, что поступал так, как ей никогда бы не понравилось. Посмотрите на мамину спальню… – Он сел на ужасный розовый стул возле комода и обвел взглядом комнату. – Дом не ремонтировался много лет, я все еще работаю, больше не женился. Когда она умерла, все было ужасно. Ужасно. Но если бы я умер первым… – Он покачал головой. – Со временем она бы это пережила, девочки. Проводила бы отпуск на Карибских островах, поставила бы джакузи, завела бойфренда, а может, и не одного!.. Я не оправдал ее надежд.
Ева посмотрела на Дженни: сестра стояла, открыв от изумления рот. Неужели это на самом деле говорит их отец? Он только что назвал их «девочками», упомянул маму и слово «бойфренд» в одном предложении и намеревался собрать старые вещи и… выбросить в мусорное ведро.
Ева и Дженни в принципе были, конечно, довольны… но и озадачены.
– Я очень горжусь вами обеими, – сказал отец, когда они его целовали на прощание, уезжая в Лондон. – И ваша мама гордилась бы тоже.
Гордится ими обеими?! Куда делся миллион мелких укоров и недовольств и самое главное – «конечно, если бы ты, Ева, выучилась на юриста…»?
Сомнений не оставалось, у него удалили больше, чем опухоль размером с грейпфрут.
– А когда свадьба? – уточнил отец.
– 17 августа, папа, – ответила Ева. – Дети перенесли свадьбу на месяц, ничего страшного.
– Август… Отлично. К этому времени я окончательно поправлюсь, чтобы… станцевать на столе.
Станцевать на столе? Их отец? Ева была рада, что Дженни остается с ним на несколько дней. Может быть, это последствия обезболивающих лекарств? Временное расстройство психики?
Но она решила воспользоваться моментом:
– Том и его невеста ждут ребенка. Я говорила тебе об этом?
– Нет! Замечательно! Я стану прадедушкой!
Ну конечно, сказала себе Ева, у ее отца не все в порядке с головой.
Глава 24
Ева сидела за кухонным столом, освещенным июльским солнцем, и пила чай. У каждого времени года свои преимущества, но лето она любила больше всего. В саду, куда Робби и Анна днем выносили свои игрушки, розовые и оранжевые цветы заполонили все вазоны, клумбы и бордюры. Бутоны гладиолусов пытались прорваться сквозь оболочку, словно образцы новой дорогой помады.
– Может, пригласим на ужин ветеринара? – спросила Ева, когда Анна появилась в дверях. – Сегодня, если он свободен… или завтра?
Девочка подошла к ответу с осторожностью. У нее уже давно возникли подозрения по поводу мамы и ветеринара. Но ей требовалось время, чтобы понаблюдать за ними более внимательно и выяснить, что происходит.
– Хорошо, – ответила Анна, больше ничего не добавив.
Ева же приняла отсутствие комментариев как знак того, что дочь ничего не подозревает. Да и почему она вдруг должна что-то подозревать, ведь ей только девять лет?
– Что вы с Робби строите? – с улыбкой спросила она.
– Песчаный карьер… – вздохнула девочка. – Я хотела сделать еще пруд, но Робби все разрушил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83