- Занятное дельце! - промурлыкал Холмский. - У меня возникло пять-шесть версий, объясняющих ситуацию довольно разумно, но мне нужен фактологический материал.
- То есть вы беретесь за это дело, Александр Васильевич? - со вздохом облегчения спросил Соколов. - Все материалы по делу я вам могу предоставить завтра же!
- Да, Виктор! Ты знаком с моими методами расследования. На первый раз мне будет достаточно копий, но потом я подойду к вам познакомиться с подлинниками.
- Как обычно! - ответил Соколов. - Ну, мне, собственно, пора бежать, до свиданья! - сказал он, поднимаясь из-за стола. - А вам приятного вечера!
- До завтра, Виктор! - проводил его Холмский и снова обратился ко мне:
- Ну, вот видите, Валерий! Вот вам и первое дело, непосредственным очевидцем которого вы станете. Причем дело, как мне кажется, довольно занятное. Что вы на это скажете?
- Сказать здесь ничего невозможно, - сдвинул плечами я, - потому что нам, собственно, ничего конкретного не известно.
- Это только так кажется с первого взгляда. На самом деле я могу с твердостью утверждать, что нам уже известно практически все, что необходимо для раскрытия дела. Конан Дойл устами великого сыщика говорил, что человек с воображением по одной капле воды может представить себе все возможные воплощения водной стихии - и Ниагарский водопад, и арктические айсберги, и парообразное состояние облаков. С одной стороны у нас есть капля воды - это то, что нам известно - а с другой стороны есть определенный факт, например, катастрофа парохода на реке Миссисипи. Нужно только установить логическую цепочку между двумя этими группами фактов. Правда, трудность этого дела состоит еще и в том, что в нем нет этой второй группы фактов, например, трупа, и нет явного мотива, который является, образно говоря, тем стальным тросом, вдоль которого движется паром расследования от зыбкого берега известных фактов к материку точного описания преступления.
- Шутите, Холмский! - запротестовал я. - По капле воды самое буйное воображение не способно представить всевозможные состояния воды, это простое краснобайство.
- Кто? Я-я? Шучу? Ну, да, я шучу! А, впрочем, совсем и не шучу. Просто мои мысли заняты сейчас совсем другим вопросом, который я вспомнил, посмотрев на свою книжную полку.
- ??
- Нет, вы только послушайте! - с жаром начал говорить Холмский. - Может быть вы, нормальный человек, сможете объяснить мне то, в чем мой изощренный мозг не в состоянии разобраться, потому что предполагает сложное там, где его и в помине нет?
- С удовольствием выслушаю вас и выскажу свое мнение, - сказал я и откинулся в кресле, принимая более удобную позу.
- Вчера потянуло меня почитать "Вечера на хуторе близ Диканьки". Есть какая-то магическая сила в этой книге, которая притягивает меня к ней! Читаю предисловие. И там между прочим этак написано, что один из героев, Фома Григорьевич, дьячок диканьской церкви, убирая в пазуху свой носовой платок после надлежащего использования, перед этим "по обыкновению сложил его в двенадцатую долю". Вы можете себе это представить? Каким идиотом или педантом нужно быть, чтобы складывать свой носовой платок "в двенадцатую долю"? Как я, например, складываю? Пополам и еще раз пополам. Ну, если платок очень большой, - то еще раз пополам. Итого в восьмую часть. А у Гоголя - черт его знает что получается! "В двенадцатую долю"! Еще бы он написал "в одиннадцатую"!
- И что за ерундовина вас беспокоит, Александр! Здесь наметилось такое интересное расследование, а вы о каком-то там платке. Это же очень просто! Платок складывается сначала втрое, а потом еще два раза пополам.
- Да я это-то понимаю! Мне непонятен механический идиотизм этих действий. Ведь сложить платок "втрое" на весу довольно сложно, для этого его нужно обстоятельно разложить где-нибудь на столе и аккуратно загибать по трети с разных сторон! Нет, Гоголь для меня непостижим, потому что он насквозь иррационален. И зачем он приплел сюда этот платок? А перед этим что он вытворял!
- Кто? Фома Григорьевич?
- Гоголь! Фому Григорьевича, например, он одел в балахон из тонкого сукна цвета "застуженного картофельного киселя"! Вы можете себе вообразить этот дикий цвет? А? Какую фантазию надо иметь, чтобы таким образом описывать обыкновенный серый цвет?
4. Начало расследования.
На следующий день Холмский после обеда ознакомился с присланными нарочным материалами дела Соколова и предложил мне прогуляться в историческом районе Москвы. Решили поехать туда на общественном транспорте: Холмский не любил динамичный образ жизни и своим автомобилем пользовался только в крайних случаях.
- Быстрая жизнь подобна пище быстрого приготовления или скорочтению книг по диагонали, - витийствовал он, пока мы неспешно поднимались к троллейбусной остановке. - В них потеряно весьма существенное: наслаждение от проживаемой жизни. Из картины жизни исчезают запахи, а цвета превращаются в цветные пятна. От книги же в лучшем случае остается только то, что напечатано на страничке с заголовком "Содержание".
Когда мы сели в троллейбус, мне пришла в голову забавная идея. Напротив нас по небольшой диагонали, лицом к нам, усаживалась занятная пара - невысокий мужчина, в летах, и слегка уже погрузневшая под годами, но все еще привлекательная женщина. Они начали живо о чем-то переговариваться между собой, но до нас долетали только отдельные редкие слова, приглушенные общим дорожным шумом.
- Вот хороший случай проверить вашу теорию наблюдательности и умения делать выводы, Александр. Что вы можете сказать, например, о той паре, которая сидит к нам лицом - я кивнул на описанную мною пару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11