Даже в нашем полку это происходит. Во всей дивизии. Самые новые машины перегнали на Украину. Они там и застряли. Жуть, что творится. - Ты тут в командировке? Знакомый рассмеялся. - Какие теперь командировки. Оглянись! Просто отпросился у командира. Ему, что, больше всех надо? Все равно делать нечего. Отпустил на неделю. Кое-что толкнул... - Он прервал смех и сказал тихо. - Мне для ребенка лекарства купить нужно было. .. В военную гостиницу не устроился, там теперь полно азиатов с товарами. Ночевал... на вокзалах... В уголке глаза показалась мутная слеза. Он стряхнул ее грязноватым, немытым пальцем, оставив на скуле около виска чуть более светлое чем остальная повержность, пятнышко кожи. Сжало сердце. Стало до одури жалко давнего знакомца. Офицера. Человека, призванного защищать страну. ... А себя, не жалко? ... Армию? ... Державу? Эх, Борис, Борис... Нежели и ты обманул. В пьяном бреду довел страну до ручки. Не лег на рельсы, как обещал... Может ты действительно был не прав?... А? Если это так, то слово демократия вновь на десятки лет станет на Русси синонимом лжи, низкого обмана, прохиндейства и тупости... Бранным словом. Бедная, несчастная Россия... На мятые грязные мелкие купюры выуженные из потертых, замацаных портмоне мы пили поддельное грузинское вино заедая пирожками, сварганенными проворными грузинами из неподдающегося определению сорта мяса. Вино с гордой этикеткой Самтреста, отдавало пережженой пробкой и горчило. Наверняка поддельное, но выбора не было. Времена посещения ресторанов прошли для нас словно полуденный сон. Два старших офицера, авиатора, пили на скамеечке в загаженном собаками и людьми, заваленном, неделями не убираемым мусором скверике, в центре тусклой, сумрачной Москвы. С двух сторон скверика, обрамленного сереньким бетонным бордюрчиком, бежали потоки машин. Все больше преобладали в них мерседесы и вольво, ауди и кадиллаки, несущие мимо нашего островка дорого оцениваемые киллерами жизни новых хозяев страны. Вечерело. Утерев пьяные слезы, знакомец, оттер ладони о замасленную бумагу из под пирожков, посмотрел на них оценивающе и нашедши недостаточно чистыми вытер снова, использовав на этот раз в качестве салфетки подкладку шинели. Пришла пора ему собираться на вокзал. Толи ночевать, то ли ехать обратно в гарнизон. Мы попрощались. После выпитого собутыльник нетвердо держался на ногах, мелко семенил, да и внешне казался далек от былых московских воинских стандартов. Днем по улицам города шаталось множество разнообразно одетого военного люда, но мне не пришлось видеть камендантских патрулей, ранее зверствовавших в белокаменной. Возможно патрульная служба начиналась только вечером, а вокзалы всегда излюбленное месо комендантской охоты. Пришлось провожать бывшего сослуживца до вокзала. По дороге выяснилось, что у него действительно есть билет на сегодняшний поезд. Мы успели к отправлению и я благополучно сдал свой полуживой груз вместе с билетом с рук на руки проводнице плацкартного вагона. Проводив зашел в здание вокзала. Залы ожидания под завязку заполненны толпами снующего, сидящего, лежащего народа. Проходы между скамейками зававлены потертыми чемоданами, узлами, баулами, портфелями. Создавалось впечатление, что вся обиженная окраинная Россия снялась с места и рванула на поиски счастья в Москву, Добравшись до желанной цели, но не найдя в Первопрестольной ласки и утешения собралась было вся несчастная голытьба в обратную дорогу, но так и застряла в немощной растерянности на полпути, забив до невозможности все станционные закутки. Пробираясь между телами людей в густом настое запаха несвежего белья, немытого тела, дешевой еды, в затхлом воздухе непроветриваемого помещения, сдерживая позывы тошноты еле продрался к выходу. На ступенях, ведущих на привокзальную площадь, толпился народ. Кто курил, кто просто дышал свежим воздухом, очумев от вокзальной свалки и шума. Среди толпы шныряли подозрительные личности с вострыми, настороженными глазками. Чтото шепотом предлагали, подскакивали, кивали головой, убегали и возвращались, передавали товар и получали взамен скомканные, неопрятные пучки мятых денег. Приставали со своими незамысловатыми услугами проститутки последнего разбора, пьяненькие, в дырявых колготках, с испитыми лицами, с давно нечесанными, пыльными, больными волосами. Мужчины их отгоняли, вяло словно от назойливых мух, отмахиваясь руками. Вышел на площадь, глубоко вздохнул свежий воздух. Закурил и пошел неторопясь пешком до следующей станции метро, выветривая из головы вместе с невеселыми мыслями алкогольный горький дурман дешевого вина. Уже темнело, но вдоль привокзальных улиц еще продолжалась торговля. Прямо на земле, растелив газеты выставляли разнообразный товар приезжие челноки из Украины, Белоруссии. Торговали в основном нехитрым, домашнего производства, продуктом. Стояли на земле миски с кващенной капустой, банки с солеными и маринованными помидорами, огурцами, перцами, лежали ломти сала, круги домашней украинской колбасы. Тетки приезжали на пару дней, распродавали товар и возвращались с крепкой валютой в родные страны непутевых купонов, карбованьцив, зайчиков. В поездах метро я невольно становился свидетелем разговоров москвичей об этих стихийных торжищах. Цены на них оказывались гораздо доступнее, чем на оккупированных мафиями разных национальностей официальных московских рынках, где бравые кавказские оптовики, скупали у приезжих товар, не допуская их к прилавкам, не позволяя сбивать цены, жестоко, кроваво расправляясь с ослушниками. Люди поговаривали, что милиция, подчиненная мэру, ранее либерально относилась к привокзальным торговкам, а теперь неожиданно стала свирепствовать, арестовывать, забирать товар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112