В тени сосен, шумевших еще выше, очертания храма полосовали вместившее его пространство, пожалуй, даже чересчур резко, и в результате все строение словно отрывалось от земли, от мира, в котором призвано было служить Божьей плотью, и, зависнув в воздухе, с сожалением смотрело на оставшееся внизу монастырское хозяйство.
Там же на горе лепились и кособочились памятники и кресты скромного кладбища. Вера подвела своего спутника к могиле поэта. Григорий с трудом скрыл разочарование: она имела более чем обыкновенный облик и даже была какой-то удивительно миниатюрной, словно поэт умер отроком. Невыразительное возвышение на белой могильной плите, весьма условно устремлявшееся ввысь, претендовало на роль обелиска. Ни опечаленных ангелов смерти, ни фигурки безутешно поникшей матери или жены. Но под этой узкой плитой билось великое сердце.
- Чем вы занимаетесь? - спросила Вера.
- Я работаю в одном московском издательстве.
- Выходит, вы такой же, как и он? - Девушка слабо повела рукой в сторону могилы.
- Нет, ну что вы. Я сам ничего не пишу, а только исправляю чужие рукописи.
- Какие же?
- Самые разные, от философских и исторических трудов до романов для дам. Пишут много всякой чепухи, и ведь должен же кто-то со всем этим возиться.
- Поэт всю жизнь верил, что умрет насильственной смертью. И погиб на Балканах, сражаясь за свободу наших славянских братьев. Вот почему его прозвали Фаталистом.
- Я знаю эту историю. Хотя мне кажется, что это прозвище взято отчасти и из романа Лермонтова. Я даже сомневаюсь, что поэт был настоящим фаталистом, этаким печальным рыцарем, только и ищущим случая опустить забрало и скрыть свое невеселое лицо.
- Но почему же вы сочетали фаталиста с рыцарем? Разве это так необходимо?
- Нет, пожалуйста, согласитесь, что он был очень сильным человеком. Если бы не сила его духа и воли, как он мог бы вызывать духов земли и заставлять их парить в небе?
- Наверное, вы правы, - сказала Вера, подводя Григория к краю горы. А вон Беловодск, он отсюда виден как на ладони.
Стоя у могилы Фаталиста и болтая с Верой, Григорий понял простую вещь: решение перекинуться в один миг на правильность, на истинный путь, на путь, ведущий к совершенству, он принять в состоянии, но ведь не по собственной же воле сунулся он минувшей ночью в лужу. Он не из тех, кто мечтает перестроить мир, перекроить его в соответствии со своими идеями, и, думая о расширении своего присутствия, он вовсе не собирается кого-либо теснить и ущемлять. Но что за силы сронили его ночью в холодную воду и заставили взглянуть на некий уголок мира глазами смерти? Что это за игра? Жертвой чьей прихоти он пал?
Странствующий покорно следовал за путеводной местной жительницей, которая так много сделала для него всего за несколько часов. Он уже почти знал Кормленщиково. По знаку Веры остановившись на созданной самой природой смотровой площадке, Григорий едва не ахнул перед открывшимся ему великолепным видом. Вера тоже была поражена. В который уже раз!
Солнечные лучи косо падали на лежавшую гораздо ниже храмовой горы холмистую долину, где взволнованно сбивались в кучки маленькие игрушечные домики. На небе не было ни облачка, а между тем свет не разливался равномерно по небосклону и земле, но как-то тревожно и сумрачно косил, и можно было прочитать каждый его лучик, крепившийся в усиленной ровности или наклонившийся, как стебель сломанного цветка. За перехлестами, за навевавшими тревогу узорами этих прозрачных колонн и обозревался благословенный город Беловодск, стоявший на возвышении, не таком, однако, значительном, как та гора, в которой покоился великий поэт.
Даже издали поражала монолитная громада Беловодского кремля, изумлявшая белизной и сверкавшая золотом. Она не удалялась, не стояла на месте, неуклонно приближалась, ее носил и баюкал ветер, и этот ветер, непонятный в тихий солнечный день, бил Григорию прямо в лицо. Ошеломленный этим обманом зрения, задолго до его появления на свет придуманным неведомыми зодчими, раздосадованный ловушкой, в которую угодили его ощущения, Григорий смотрел во все глаза, и чем больше напрягался, тем очевиднее нарастал в воздухе огромный купол главного кремлевского собора. И в конце концов он уже не мог не принять это благодатное и мучительное зрелище внутрь, в то, что было источником его зрения.
- Я хочу здесь остаться... - тихонько шепнул он.
Вера услышала. Она молча кивнула, давая знать, что понимает чувства своего друга.
---------------
По вьющейся между могилами тропе бесшумно скользнул Виктор. Остановившись за спиной Григория и Веры, он снял с головы свою залоснившуюся от частого употребления кепку, вытер пот со лба и, внутренне усмехаясь предвкушению, как вздрогнут сейчас эти славные люди, неожиданно заслышав его голос, сказал:
- В мире нет более величественного зрелища, чем это. Я сейчас свободен, и если хотите, друзья мои, я проведу вас по всему Кормленщиково. Устрою вам индивидуальную экскурсию.
Григорий хотел было ответить, что он заплатит, но Виктор предупредительно поднял руку, останавливая в нем это финансовое движение. С километр протопали они к имению, некогда принадлежавшему Фаталисту, по пыльной дороге, то взбиравшейся на поля, где звенели и гудели насекомые, то нырявшей в сырую, с валяющейся на обочине растительной гнилью, тень леса. Как все это было непохоже на ночное пробуждение в луже! Вера вкладывала руку в узкую ладонь брата, и они, неразрывно связанные, убегали далеко вперед и оттуда звонкими, веселыми голосами звали зазевавшегося Григория. Ему вовсе не хотелось бегать по такой жаре, но приходилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179