Везде, конечно, прежде всего были уволены негры, белые увольняются только в крайних случаях.
Полицейские водили меня во многие скромные кабачки, где негры играют в карты и в бильярд. Рассматривая черных игроков, я замечал среди них истощенных и сонливых.
- Это безработные, не имеющие приюта, - сказали мне полицейские. Хозяин этого кабачка, тоже негр, жалеет их и разрешает им проводить здесь всю ночь; наутро он дает им также по стакану кофе... все ради любви к своим чернокожим братьям.
Этот пример чернокожей солидарности растрогал меня.
Вот почему я не смеялся, как это делали полицейские, когда мы входили в маленькие часовни негритянских баптистов, где негры-проповедники всякий раз, по нашей просьбе, приглашали верующих исполнять во славу Божью песни и неистовые танцы. Моих компаньонов рассмешил редингот, [длинный сюртук особого покроя] в который был одет негр-священник.
Я не смеялся... не смеялся даже тогда, когда понял так же, как в знаменитой сцене парижского мюзик-холла, что мистицизм этих больших черных детей все более и более доводит их до настоящего сумасбродства, принимающего формы чистого безумия... безумия crescendo... к счастью, не имеющего последствий.
В неистовстве изливается мистическая душа негра...
Я не смеялся...
Только одно приключение рассмешило меня в этот трогательный вечер: визит в самый роскошный отель черного квартала.
Хозяйка отеля миссис Элизабет Вернет оказывала мне почести с чересчур навязчивой любезностью. Впрочем, я восхищался тем, как эта дородная негритянка, достигшая пятидесятилетнего возраста, ухитрялась поместить свое темно-коричневое тело весом в сто пятьдесят кило в платье из шерсти, декольте которого обнажало грудь Фелии Литвин и руки Ригуло.
Я был поражен, когда пышная хозяйка с широкой гордой улыбкой заявила мне:
- Мой черный отель - самый лучший в мире... Он пользуется таким реноме, что у меня в данный момент гостят два француза... один месье и одна мадам из Ниццы. Хотите видеть ваших соотечественников?
Ясно, я тотчас же согласился встретиться с четой из Ниццы. Мне очень любопытно было увидеть тех, кто оставил берега Средиземного моря, чтобы переселиться на берег озера Мичиган, тех, у кого родилась такая пошлая идея - поселиться в негритянском отеле...
И я увидел, как из лифта торжественно вышли господин и "очень смуглая" красивая дама, которые объяснили мне... по-английски (а не по-французски), что он бывший музыкант джаз-банда в Монмартре, а она бывшая танцовщица в баре на Елисейских полях, причем последнее время они жили в Ницце, как очень состоятельные рантье. Покончив со своим рассказом, "французы" быстро поднялись на лифте в свой номер, немного раздосадованные, что их потревожили...
На этот раз я шел вторично в негритянский квартал только для того, чтобы встретить чернокожего гангстера, необычайную редкость...
Когда мы с Гарри пришли в Гран-театр, занавес был уже поднят. Зал был наполовину пуст - экономический кризис дает себя чувствовать везде.
Исключительно черная публика, оркестр исключительно из негров, труппа тоже только негритянская!
Я и Гарри - единственные белые люди в этом здании. Мы садимся на последнюю скамью у оркестра. Суровый Гарри и на досуге имеет хмурый вид.
Спектакль состоит из ревю мюзик-холла, среднего, но хорошего ревю, довольно роскошно обставленного...
Артисты выполняли его с почти бешеным увлечением, поддерживаемые невероятным энтузиазмом зрителей.
Ах, нет более благодарной публики, чем негритянская! Не было такого танца, который не срывал бы бурных аплодисментов; не было такой песни, которой не пришлось бы бисировать... У меня создалось такое впечатление, что спектакль никогда не окончится, что "браво-брависсимо" заставят артистов остаться на сцене навеки.
Вдруг... крик, еще более громкий и более выразительный, чем другие, возвещает выход почти обнаженной танцовщицы, движения которой заставляют трястись с невероятной скоростью ее единственное украшение - пояс из перьев.
Исключительная и единственная в своем роде танцовщица!
Эта высокая фигура, эти необычайно длинные руки, этот коленчатый затылок!..
Между двумя проявлениями восторга публики, Гарри шепнул мне в ухо:
- Это Глориа Свэнсон... Нельзя ли сказать, что это мужчина? Проклятый тип, ей-ей!
И он объясняет мне, что эта танцовщица на самом деле негр с весьма скверным поведением...
Однажды, участвуя в сцене ревю, он пародировал "герлз" и имел такой грандиозный успех, будто никогда не переставал носить юбку... короткую до пределов возможного.
- После полуночи, - шептал мне дальше Гарри, - он танцует в ночном кабаке негритянского квартала. Он зарабатывает много денег и пользуется еще "успехами" в других областях "искусства"... Однажды вечером какой-то директор банка...
Я больше не слушаю Гарри. Я присматриваюсь к тому, как "Глориа Свэнсон" исполняет финальный танец последнего акта. Этот номер, правда, опрокидывает законы равновесия, но в то же время он совершенно не считается с правилами приличия и стыда... Кроме того, меня интересует, не раздумал ли "стрелок" Буга Морана и не пошел ли в другое место? Кто может понять психологию чернокожего?..
Наконец!.. Наконец опускается занавес.
Негритянская парочка разгуливает по залу с высоко поднятой головой. Они очень гордятся своими хорошими праздничными костюмами...
Гарри указывает мне на одного негра, похожего на всех остальных.
- Это он... это он и есть, - говорит Гарри.
Гарри оставляет меня одного, подходит к "нему", пожимает ему руку. Я всматриваюсь в "него". Он не столь черен, как другие негры - как мне раньше показалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42