– Эти моллюски – у меня от них колики в желудке, – пожаловалась она. – Я знала это, знала…
– Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, через минуту все будет нормально, – с трудом выговорила Майра.
– Эд, – сказал Долан, – мне надо сходить поговорить с этой девушкой, Кристи.
– Ступай, если хочешь, хотя не вижу особого смысла. Если Бад говорил с ней, то нет оснований для беспокойства.
– Все равно, чувствую, лучше самому поговорить с ней… Ты уверена, что тебе ничего не нужно, Майра? Может, принести что-нибудь из аптеки?
– Я в порядке, – полушепотом ответила Майра. – Но не уходи надолго, хорошо? Эд, может, тебе лучше пойти с ним?
– Оставайся здесь, Эд. Я не задержусь…
– Извините, что не могу пригласить вас в свою комнату, – сказала Джин Кристи, – это женские апартаменты, и хозяева придерживаются старомодных взглядов.
– Этот холл вполне подходит, – ответил Долан. – Спасибо, что пришли.
– Не за что. Я ждала вас. Мистер Макгонахил говорил, что вы, возможно, позвоните.
– Как я понимаю, он объяснил вам, что меня интересует.
– Да. Насчет статьи в вашем журнале о Гарри Карлайле.
– Вы видели журнал?
– Эту часть я прочитала, да. Вы обычно прямо высказываетесь, не так ли?
– Это практически единственный способ обходиться с подобной историей. Вы помните этих девушек, Гриффин и Макалистер?
– И ту и другую. Я ассистировала на обеих операциях. Макалистер умерла на моих руках.
– Вот как? – воскликнул Долан, изумленный. – Господи, я никогда не думал, что можно так просто получить материал на Карлайла. Мисс Кристи, я боюсь, что может быть назначено расследование по этому поводу, и я хотел бы, чтобы вы… ну…
– Поведала свою историю Большому жюри?
– А вы смогли бы? Мне не хочется обременять вас, но до тех пор, пока у нас не будет хоть одного свидетеля, мы не будем крепко стоять на ногах.
– Я скажу это, можете быть уверены, скажу, – выговорила Джин со страстью в голосе. – И это еще не все. Он провел преступную операцию на мне тоже. Использовал меня для самопроверки: прооперировал, а затем через месяц уволил…
– Неудивительно, что вы обозлены на него, – произнес Долан. – Ваш протест естествен. Но я думаю, что и он обиделся.
– Вы так думаете? Наверное, это моя вина, возможно, я вела себя неправильно. Я привыкла умолять его, и, конечно, это неизменно заставляет мужчину презирать женщину. К тому же он всегда рассчитывает, что брат вытащит его из любой переделки. Он думал, что запугал меня. Поверьте мне, мистер Долан, я молилась о таком шансе. Шансе расквитаться…
– Да, это именно такой случай. И думаю, что умнее всего нам сейчас пойти прямо к нотариусу и заверить ваши показания. Я знаю нотариуса, который возьмется за это. Вы согласны?
– Все, что хотите. Но я должна вернуться к одиннадцати часам.
– Конечно. И это не может принести вам вред. Я бы почувствовал…
– Хорошо. Сейчас переоденусь…
– Вот, – сказал Долан, когда она встала, и подал конверт с пятьюдесятью долларами внутри.
– Что это? – спросила она, засмущавшись, понимая, что там.
– Записка. Откроете наверху. Я буду ждать вас прямо здесь…
Она улыбнулась ему, направляясь к лифту.
Трое склонившихся над ним парней с длинными обрезками свинцовых труб в руках загораживали потолок. На них были надеты белые проволочные шлемы и красные резиновые перчатки, и они смотрели на Долана, перешептываясь.
Через секунду парни начали размеренно опускать обрезки трубы на его голову, совершенно без злобы, улыбаясь и смеясь, как дети, играющие в интересную игру.
Долан пытался отражать удары, пытался встать, но обнаружил, что движется в абсурдно медленном темпе. Трубы крушили его голову, а он все думал: черт, почему я не могу двигаться? И в конце концов свалился с кровати и пополз, а они прямо перед ним размахивали свинцовыми трубами.
Наконец он смог встать на ноги, ноги двигались тоже в этом абсурдном медленном темпе, и упал, согнувшись пополам; положив руки на пол и отчаянно отталкиваясь, он пытался ускорить движение. Трое громил продолжали молотить свинцовыми трубами… он вскрикнул и сел, открыв глаза.
– Тихо, тихо, хватит драться, – проговорил Бишоп.
На секунду Долан подумал, что сошел с ума. Солнце светило в окно, абсолютно ясный прямоугольник жары. Минуту назад была тьма, а теперь – свет.
– Ложись, – говорил Бишоп, толкая его мягко назад на подушку.
…Провал, боль, темнота – борьба – борьба – борьба – и не понять, не понять, что, черт возьми, происходит…
Он коснулся подушки затылком и застонал – ощущение, будто чайник горячей воды вылили на лоб.
Но теперь он оказался ниже прямоугольника света, и солнце больше не слепило, стало понятно, что он в своей комнате. Здесь же был Бишоп, выглядевший измученным и встревоженным, и рядом с ним Майра, тоже заметно измученная и встревоженная.
«Господи, – подумал он отстраненно, – я заболел…»
И затем – дзинь! – стена в мозгу, мешавшая вспомнить, сломалась и рассыпалась, и все стало очень ясным: он отвез Джин Кристи назад в апартаменты после того, как упрятал документ в тайник, и только вышел из машины в гараже, как трое парней…
– Господи! – сказал Долан. – Сильно меня отделали?
– Могло быть хуже, – произнес Бишоп, садясь на кровать и улыбаясь. – Ты – счастливчик Мик! Господи, ну и череп у тебя!
– Адская боль, – проговорил Долан, проводя рукой по тугой повязке. – Черт, у меня не было шанса. Они напали на меня, прежде чем я смог повернуться.
– Не могу понять, почему ты, черт возьми, не кричал?! – удивленно спросила Майра. – Мы ничего не знали, пока не услышали шум борьбы. Когда мы прибежали, они бросились на нас…
– Я выстрелил по ним шесть раз, – сказал Бишоп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55