ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
.. Если бы никто не находил в тех словах смысла и значения, зачем же вести болтунов на пытку, под кнут на эшафот...
Доносы, подметные письма, справки, отношения, промемории, частные письма, допросы, показания, очные ставки, застеночные документы, объявления, приговоры - что ни лист в них, что ни страница, то, будьте уверены, новая черта для обрисовки нашей картины. Здесь мы найдем целые биографии лиц самого разнообразного рода жизни, сословий, возрастов и пола; здесь мы отыщем рассказы об обычаях и поверьях этих людей, отсюда узнаем их задушевные мысли, их скорби о прошедшем, негодование на настоящее, затаенные надежды на лучшее будущее...
А это что за люди по другую сторону? Пред кем стоят наши новые знакомые, наши рассказчики?
Те люди - важные сановники, то сподвижники преобразователя. Они передовые люди - им выпала слава и честь вести вперед дорогую Отчизну. Но здесь не подходите к ним, не мешайте - они заняты делами, по тогдашнему воззрению, первой важности... В этих мрачных и затхлых застенках они допрашивают, они записывают показания, они грозят подсудимым, они весело болтают меж собой, они розыскивают о государственных провинностях...
Тс... Тише... Слышите эти вопли? Кого-то пытают... Выйдем поскорей на чистый воздух, да и, кстати, поговорим о допросах с пристрастием.
... Для чего отворачиваться от страшных подробностей и упрекать тех, кто по мере сил и возможностей решается приподнять доселе опущенную над ними завесу? Ведь рано или поздно надо же будет узнать истину; ведь из того, что действительно было, - ничего не выкинешь. Для чего же только внукам да правнукам нашим предоставить право знать историческую истину петровской эпохи во всей её наготе, а самим закрыть глаза и наивно повторять высокопарные, надутые фразы историков? Пытки... Пытки были неотъемлемой принадлежностью тогдашних судопроизводств! Были они в России и ещё утонченнее, если хотите, ещё ужаснее были в Европе...
"Хотя по законам положено только три раза пытать, - уточнялось в "обряде, како обвиненный пытается", остававшемся в силе в продолжение всего XVIII века до времен Александра I, - но когда случится пытанной на второй или на третей пытке речи переменит, то ещё трижды пытается. И есть ли переговаривать будет в трех пытках, то пытки употребляются до тех пор, пока с трех пыток одинаковое скажет, ибо сколько б раз пытан ни был, а есть ли в чем разнить в показаниях будет, то в утверждение должен ещё три пытки вытерпеть; а потом и огонь таким образом: палач, отвязав привязанные ноги от столба, висячего на дыбе растянет и зажегши веник с огнем водит по спине, на что употребляютца веников три или больше, смотря по обстоятельству пытанного... Когда пытки окончатся и пытанной подлежать будет по винам ссылки на каторгу, то при посылке от палача вырываются ноздри сделанными нарочно клещами. Если же которые подлежат смертной казни, то и таковых, в силу указов, до будущего о действительной казни определения, велено ссылать на каторгу ж, а при посылке также ноздри вырезываются..."
Случаи смерти под стражей были делом в то время весьма обыкновенным. Причины смертности понятны: мучительное ожидание пыточных истязаний, холод, голод, недостаток в одежде, крайняя скудость в пище, сырость и мерзость помещения, наконец, что всего хуже, продолжительность ареста и неизвестность времени освобождения - все это могло сокрушить самую крепкую, чуть не железную натуру...
Весело и шумно проводит русский человек Рождество, святую неделю и прочие годовые праздники: любит он и винца испить, и поговорить, да покричать, а зачастую - и подраться в те минуты, когда хмель сильно затуманит его голову... И на всем громадном пространстве матушки-Руси - в светлых хоромах помещика, в тесной келейке затворника, на улице да на площади, наконец, в лачуге крестьянина - русский человек одинаково любит в эти минуты, под шумок винца да пива, поболтать нараспашку; за словом в карман не полезет, и пугает, и кричит и берется толковать обо всем, ни над чем не задумываясь, ни на чем не останавливаясь.
Но было время, когда в минуты "пьянственного веселия" надо было держать себя настороже, надо было говорить с оглядкой, страшась изветчиков. То было время царствования Преобразователя России Петра Алексеевича. Каждое неосторожное слово, сказанное о лицах высоких, о событиях важных, каждая мысль, выданная злодеем-языком, слишком развязанным родным пенником - все влекло в канцелярию тайных розыскных дел, нередко в застенок, руки в хомут, на дыбу, и, во всяком случае, пошла работа заплечному мастеру...
Инквизиторы столько пропустили мимо себя самых разнородных людей, отправляя их на такие наилютейшие истязания и казни, что не могли снисходить ни к кому. Сердца их были чужды жалости, не ведали сострадания: слово "отмена" либо только смягчение наказания были им незнакомы. Да им было некогда и разбирать дело подробно: при каких обстоятельствах сказано то-то, пьян ли был человек, не безумен ли он - все едино. Слово сказано, следовательно, преступление сделано - а преступнику может ли быть пощада? Не для пощады, а для страшной и постоянной кары над провинившимися сделаны они членами могущественного тайного судилища! . .
Допросы женщин всегда были и будут затруднительны. Прекрасный пол, говоря вообще, по слабости, ему свойственной, болтлив; допрашиваемая обыкновенно то показывает, то оговаривает показание, путается в многословии, впадает в противоречия, забывает важнейшее, вспоминает неверное и проч. В петровское же время, ввиду кнута и пылающего веника - им же вспаривалась спина вздернутой на дыбу - показания женщин обыкновенно были особенно спутанны;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Доносы, подметные письма, справки, отношения, промемории, частные письма, допросы, показания, очные ставки, застеночные документы, объявления, приговоры - что ни лист в них, что ни страница, то, будьте уверены, новая черта для обрисовки нашей картины. Здесь мы найдем целые биографии лиц самого разнообразного рода жизни, сословий, возрастов и пола; здесь мы отыщем рассказы об обычаях и поверьях этих людей, отсюда узнаем их задушевные мысли, их скорби о прошедшем, негодование на настоящее, затаенные надежды на лучшее будущее...
А это что за люди по другую сторону? Пред кем стоят наши новые знакомые, наши рассказчики?
Те люди - важные сановники, то сподвижники преобразователя. Они передовые люди - им выпала слава и честь вести вперед дорогую Отчизну. Но здесь не подходите к ним, не мешайте - они заняты делами, по тогдашнему воззрению, первой важности... В этих мрачных и затхлых застенках они допрашивают, они записывают показания, они грозят подсудимым, они весело болтают меж собой, они розыскивают о государственных провинностях...
Тс... Тише... Слышите эти вопли? Кого-то пытают... Выйдем поскорей на чистый воздух, да и, кстати, поговорим о допросах с пристрастием.
... Для чего отворачиваться от страшных подробностей и упрекать тех, кто по мере сил и возможностей решается приподнять доселе опущенную над ними завесу? Ведь рано или поздно надо же будет узнать истину; ведь из того, что действительно было, - ничего не выкинешь. Для чего же только внукам да правнукам нашим предоставить право знать историческую истину петровской эпохи во всей её наготе, а самим закрыть глаза и наивно повторять высокопарные, надутые фразы историков? Пытки... Пытки были неотъемлемой принадлежностью тогдашних судопроизводств! Были они в России и ещё утонченнее, если хотите, ещё ужаснее были в Европе...
"Хотя по законам положено только три раза пытать, - уточнялось в "обряде, како обвиненный пытается", остававшемся в силе в продолжение всего XVIII века до времен Александра I, - но когда случится пытанной на второй или на третей пытке речи переменит, то ещё трижды пытается. И есть ли переговаривать будет в трех пытках, то пытки употребляются до тех пор, пока с трех пыток одинаковое скажет, ибо сколько б раз пытан ни был, а есть ли в чем разнить в показаниях будет, то в утверждение должен ещё три пытки вытерпеть; а потом и огонь таким образом: палач, отвязав привязанные ноги от столба, висячего на дыбе растянет и зажегши веник с огнем водит по спине, на что употребляютца веников три или больше, смотря по обстоятельству пытанного... Когда пытки окончатся и пытанной подлежать будет по винам ссылки на каторгу, то при посылке от палача вырываются ноздри сделанными нарочно клещами. Если же которые подлежат смертной казни, то и таковых, в силу указов, до будущего о действительной казни определения, велено ссылать на каторгу ж, а при посылке также ноздри вырезываются..."
Случаи смерти под стражей были делом в то время весьма обыкновенным. Причины смертности понятны: мучительное ожидание пыточных истязаний, холод, голод, недостаток в одежде, крайняя скудость в пище, сырость и мерзость помещения, наконец, что всего хуже, продолжительность ареста и неизвестность времени освобождения - все это могло сокрушить самую крепкую, чуть не железную натуру...
Весело и шумно проводит русский человек Рождество, святую неделю и прочие годовые праздники: любит он и винца испить, и поговорить, да покричать, а зачастую - и подраться в те минуты, когда хмель сильно затуманит его голову... И на всем громадном пространстве матушки-Руси - в светлых хоромах помещика, в тесной келейке затворника, на улице да на площади, наконец, в лачуге крестьянина - русский человек одинаково любит в эти минуты, под шумок винца да пива, поболтать нараспашку; за словом в карман не полезет, и пугает, и кричит и берется толковать обо всем, ни над чем не задумываясь, ни на чем не останавливаясь.
Но было время, когда в минуты "пьянственного веселия" надо было держать себя настороже, надо было говорить с оглядкой, страшась изветчиков. То было время царствования Преобразователя России Петра Алексеевича. Каждое неосторожное слово, сказанное о лицах высоких, о событиях важных, каждая мысль, выданная злодеем-языком, слишком развязанным родным пенником - все влекло в канцелярию тайных розыскных дел, нередко в застенок, руки в хомут, на дыбу, и, во всяком случае, пошла работа заплечному мастеру...
Инквизиторы столько пропустили мимо себя самых разнородных людей, отправляя их на такие наилютейшие истязания и казни, что не могли снисходить ни к кому. Сердца их были чужды жалости, не ведали сострадания: слово "отмена" либо только смягчение наказания были им незнакомы. Да им было некогда и разбирать дело подробно: при каких обстоятельствах сказано то-то, пьян ли был человек, не безумен ли он - все едино. Слово сказано, следовательно, преступление сделано - а преступнику может ли быть пощада? Не для пощады, а для страшной и постоянной кары над провинившимися сделаны они членами могущественного тайного судилища! . .
Допросы женщин всегда были и будут затруднительны. Прекрасный пол, говоря вообще, по слабости, ему свойственной, болтлив; допрашиваемая обыкновенно то показывает, то оговаривает показание, путается в многословии, впадает в противоречия, забывает важнейшее, вспоминает неверное и проч. В петровское же время, ввиду кнута и пылающего веника - им же вспаривалась спина вздернутой на дыбу - показания женщин обыкновенно были особенно спутанны;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119