Кого-то лупили резиновой дубинкой.
- Ты ж его кончил, Петро, - сказал кто-то недовольно.
- Козлом меня обозвал, паскуда... Сам, говорит, телегу толкай. А этот хмырь не укатит? Чего разлегся?
- Так ты же сам ему по кумполу врезал, чтоб не орал. Забыл уже? Ладно, грузим этого сверху и поехали. Время уже десять. Не успеем к раздаче, Гуня пайку урежет.
Задребезжали колеса, затихая в отдалении.
Вовец перевел дыхание. Боже мой, куда он попал? Что это за страшный подвал, где людей забивают насмерть? Как он здесь оказался?
Вовец поднялся, добрел до решетки, взялся за нее, чтоб не упасть. Голова кружилась. Нестерпимо хотелось пить. Свет в коридоре горел по-прежнему. Стояла тишина. Он хотел перехватиться поудобнее и с трудом отлепил руки от железных прутьев, они словно приклеились. Развернул ладони к свету и содрогнулся от ужаса и отвращения. Это была свежая липкая кровь. Самое мерзкое, что смыть её было нечем.
Вовец возвратился к нарам, поднял с них какую-то грязную тряпку и долго пытался оттереть руки, но до конца так и не отчистил. Потом повалился на грязный дощатый настил и чуть не завыл от бессилия и безысходности. Ну почему с ним? Почему обязательно с ним случилась эта поганая история? Что теперь будет? Что за выродки распоряжаются человеческими жизнями в этом подвале?
* * *
Всегда и везде его звали Вовец. Не Вова, не Володя, не, тем более, Владимир Павлович. Нет, только Вовец. В детсаду, в школе, в армии, в институте, в другом институте, проектном. И даже когда он из инженеров-проектировщиков ушел на завод слесарем в механический цех, и там его скоро все стали звать Вовцом. Только мастер называл по фамилии Меншиков. А ведь и норму Вовец всегда перекрывал, и приспособы всякие придумывал, и станок любой мог настроить, и начисление зарплаты мог пересчитать лучше любого бухгалтера, а вот поди ж ты, - Вовец! Видно имелось в нем что-то такое несерьезное, ребяческое. И жена с ним развелась, ушла и сына забрала.
И то сказать, мужику уже тридцать пять, а он все в игрушки играет: придумывает всякие капканчики на зверей, которые тут и близко не водятся; изобретает подводный перископ, чтоб смотреть, как рыбы под водой живут; строит раскладные лодки и шьет палатки небывалых конструкций, и все такое прочее. Деньги все, естественно, вбухивает в эти дурацкие лодки, в детали для металлоискателей, с которыми собирается искать клады, в путешествия по дикой природе. Правда, может выжить в горах, в тундре, в тайге - где угодно. Но в городе совершенно непрактичен, наивен и непредприимчив. И сына всегда одергивает: не топай, ходи бесшумно, на лежащие ветки не наступай. А сын не собирается быть охотником-следопытом. Ему нравится топать и пинать жестянки, они так замечательно гремят.
Но сын его любит. Жена отпускает Олежку на выходные, и они ходят в кино, на аттракционы в Луна-парк или ещё куда-нибудь. А с прошлого лета стали ездить на рыбалку. Олежке нравится река, лес, ягоды. Он в восторге от утиных выводков и ондатр, плавающих вдоль берега. Вовец водит его по прибрежным тропам, приговаривая шепотом: "Не топай, не наступи на ветку", и показывает птичьи гнезда с широкоротыми птенцами, черных толстых гадюк, греющихся на закатном солнце, шустрых ящериц и бурундуков.
Сегодня они должны были начать сплав по Чусовой. Вовец приготовил рюкзаки, резиновую лодку привязал к тележке собственной конструкции. Все Олежкины вещи тоже упакованы. Сын должен прийти днем и - вперед, на электричку, полтора часа езды, и вот она, река...
Что же случилось? Он получил отпускные и зарплату за два месяца очень удачно. Могли бы и дальше деньги задерживать, тогда бы Вовец даже отпускных не получил. А так: восемь тысяч с хвостиком. Не ахти, по нынешним временам, но для вечно простаивающего уральского оборонного завода вполне прилично. Как положено, поставил мужикам в цехе "отходную". Потом ещё пивка у киоска попили. Все нормально, все путем было. Смешно говорить, что со ста пятидесяти водки и литра пива через два часа можно так вырубиться.
Мужик к ним в скверике подсаживался, тоже с пивом. Они ещё заспорили о вчерашнем футбольном матче. Господи, кто же с кем играл? Память отшибло начисто... Потом про рыбалку заговорили, про Чусовую. Когда Вовец домой пошел, то мужик его нагнал у выхода из скверика. Опять что-то такое говорили. Мужик плоскую металлическую фляжечку достал из кармана, два пластмассовых стаканчика - один в другой - на горлышко надеты. Еще по пятьдесят грамм приняли. Мужик куда-то звонил из автомата, а Вовца за углом рвало, аж наизнанку выворачивало. Такой у него организм - если натощак, да ещё без закуски, или сразу много водки принять, обязательно все обратно вытолкнет. Так и тут: все пиво с беляшами до самого желудочного сока за какой-то ящик у киоска незаметно слил и губы платочком промокнул.
Но все равно вдруг в голове зазвенело, все тело ватным сделалось и мысли остановились. Мужик его куда-то вел, что-то приговаривал, а Вовец ноги невесомо переставлял вкривь и вкось. И так смешно было: коленка до самого лица поднималось и заострялось, как пика, а нога длинная-предлинная и тонкая. Как на ходулях шел. А дорожка корытом прогнулась: они идут по дну, а края вверх поднимаются чуть не до плеч...
Не мог Вовец сейчас вспомнить ни лица того мужика, ни слов его, ни как в подвале оказался... Видно, какая-то дрянь была во фляжечку подмешана. Эти двое в спецовках как сказали? "До завтра не очухается после такой дозы." Значит, точно, подловили его с отпускными деньгами. Господи, неужели из-за восьми тысяч несчастных вот так просто возьмут и убьют? Бред какой-то... А, видимо, большую часть той дозы вытошнило вместе с пивом, мать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64