Хама отбросило на метр. Он собрался мне ответить, но Чебоксаров со Спарыкиным повисли у него на руках.
– Это отец девочки, – пояснил полковник.
– А… – неизвестный отнесся к этому сообщению с пониманием, он немного замешкался, вначале хотел протянуть нам руку для прощания, но побоялся, пробормотал: «Пока» и ушел.
– Я хочу подняться к Ольге, – сказал я.
– Она в реанимации, – возразил Спарыкин. – Туда не пускают.
– Я очень хочу, – меня била дрожь. – Ты ведь можешь.
– Пошли, – видя мое состояние, согласился полковник.
Чебоксаров вроде тоже дернулся, чтобы пойти с нами, но потом передумал и остался.
Мы прошли по первому этажу до конца коридора и встали у лифта. Лифт долго не ехал. Он застрял где-то наверху, хлопал дверями и шумел. Было принято решение подниматься пешком. На уровне третьего этажа лифт все же тронулся вниз. Когда кабина проходила мимо нас из него за общим шумом, наконец, стали разборчиво слышны крики: «Я требую, чтоб у меня взяли кровь!» Вопли сопровождал истерический женский смех. До свидания и спасибо, самоотверженный Шамрук!
В отделении полковник о чем-то переговорил с медсестрой или врачом, сидящим за столом в коридоре. Что он там наплел, я не знаю, но женщина с охотой встала и проводила нас к палате.
Спарыкин остался снаружи, а я вошел. На единственной кровати лежала Ольга. Если бы мне не было известно, что это она, то, вне всякого сомнения, я прошел бы мимо и не узнал. Желтоватое лицо походило на чеканку. Лоб и подбородок скрывали бинты. Под заострившимся носом, разбитые губы.
Мне захотелось подойти к ней, встать на колени, поцеловать в глаза и прижать к груди исцарапанные щеки.
Она посмотрела на меня.
– Почему ты не взяла машину? – спросил я.
Она повернула голову к окну.
Я обошел кровать и снова встал перед ее глазами.
– Если бы ты взяла машину, то все было бы нормально! – я сказал это, хотя сам не верил.
Она опять отвернулась. Я завелся.
– Не крути башкой! – я снова обошел кровать. – Где моя дочь?
Движения причиняли ей боль. Она закрыла глаза. Видимо, я был ей противен.
– Не надо закрывать глаза. Не надо! Если бы ты меня слушала, то было бы все нормально! Куда ты поперлась?! С какого хера?! Ты забрала мою дочь, теперь верни! Че молчишь?
По матовой лакированной щеке покатилась слеза.
– Не фиг рыдать! Раньше надо было думать!
Она закусила губу.
– Ты во всем виновата! Дура!
Я вышел из палаты, хлопнув дверью. Вот такая беседа получилась. Совсем не так, как я хотел.
Медсестра смотрела на меня с осуждением. Я слишком шумел. Наверное, все было слышно.
– Вы мне можете объяснить, почему вы вызвали сюда Шамрука? – спросил я у нее.
– Вначале думали, что будем делать операцию. А у нас в больнице так принято, что когда больной идет на операцию, то родственники сдают для него кровь.
– А при чем здесь Шамрук?
– Этот пьяный дебошир?
– Да.
– Пострадавшая сама указала его номер в записной книжке, – медсестра достала синий Ольгин блокнотик. – Вот смотрите.
Буквы в алфавитной книжке моей жены были спаренные. «Ч» и «Ш» находились на одном флажке.
Если открыть книжку, на этих буквах, то самая верхняя фамилия была – Чебоксаров. Но, так как номер рядом с ней был указан старый, то Ольга его перечеркнула и потом, видимо переписала новый вниз страницы. Второй в списке телефон принадлежал Шамруку. То, что позвонили именно ему, выглядело вполне логично. Было ясно, как пень, что позвать Ольга хотела именно Кольку, а никак не Шамрука, и уж тем более не меня. Это опять задело.
За спиной медсестры висел красочный плакат: «В нашем отделении установлен компьютерный томограф, приобретенный на средства из областного бюджета по личному указанию губернатора». Плакат очень походил на икону. Под ним не хватало только коврика для отбивания поклонов.
Ко мне подошел Спарыкин.
– Ну, что будем делать? – спросил я.
– Надо подумать.
Мы спустились вниз.
– Как там дела? – чересчур взволновано спросил Дальтоник.
– Жива, – сказал я.
– Поехали к тебе, – обратился в мою сторону полковник. – Нужно собраться на совет.
– У меня лечение, – попытался возразить Чебоксаров.
– Заткнись, – перебил Спарыкин. – Один день не полечишься, небось, не сдохнешь. Позвони специалисту по пожарам, – обратился он ко мне. – Как там его?
– Полупан.
– Вот. А я через ребят найду того паренька, который шарит в компьютерах. Пусть тоже подъедет.
– Федя? Он должен быть у нас в офисе. Я его нанял.
– Хорошо. Пошли. Времени нет совсем.
Мы расселись по машинам. Я набрал Полупана и рассказал ему о последних событиях. Он, не сопротивляясь, пообещал приехать.
Я не стал ставить машину в гараж, мало ли, припарковался рядом с Колькиным «мерседесом» во дворе под фонарем. Спарыкин предложил подождать Полупана на улице, проветрить мозги. Чебоксаров отказался, он боялся менингита. А у меня не было шапки. По-моему, я ее потерял еще осенью. На площадке нас встретил генерал.
– Целый отряд, – вместо приветствия сказал он. – Давайте ко мне, бойцы. Отметим победу на вьетнамском направлении.
– Нам не до побед, – пожаловался я. – У нас проблемы.
– Тем более, ко мне.
Я пожал плечами, а Спаркин сказал:
– А почему бы и нет.
Мы расселись в зале, кто на диван, кто на стул. Мне досталось кресло. Пуля, не привыкшая к такому скоплению народа, ошалело сидела в углу и не знала, что делать. Пить спиртное мы все дружно отказались, а на счет пожрать у Макарыча было негусто. Он принес с кухни палку колбасы, хлеб и покрошил все это каким-то неимоверным кинжалом. Потом поставил чай. Еще у генерала нашлось три вида конфет в красочных коробках. Мы с полковником переглянулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94