Теперь я разревелся во всю.
– Я брошу! – прошмыгал я. – Я брошу. Мне это раз плюнуть! Слышишь, Маринка! Больше никогда!
Я был уверен, что говорю правду. Теперь я смеялся. И плакал. Плакал и смеялся.
Я присел, поцеловал дочь, обнял ее и погладил по волосам, потом подошел к Чебоксарову. Он стоял на коленях и тряс головой.
– Как ты? – спросил я.
– Не знаю, – он поднял лицо. Страдальческое выражение сменилось испугом, когда он посмотрел мне за спину. Там что-то двигалось.
Я хотел обернуться, но не успел, а получил удар по почкам, потом по затылку. Меня бросили в грязь лицом вниз и раздвинули ноги. Кто-то сильный заломил руки за спину и придавил плечи коленом. Послышался витиеватый мат и устрашающие крики. Замелькали тени. Краем глаза я видел, что Чебоксарова распластали в такой же позе.
Вначале я решил, что это сообщники похитителей, потом понял, что прибыл спецназ и, для начала, как это у них водится, роняет всех подряд без разбора.
Снег забился под джемпер, проник под рубашку и таял на пузе.
Колька пытался что-то втолковать ребятам в бронежилетах, но его никто не слушал, наоборот, за словоблудие ему пришлось схлопотать пару лишних тумаков по черепушке.
Мы лежали и сопели минут десять, я задыхался. Наконец появился Спарыкин. Он кому-то что-то втолковал, и хватка ослабла. Вместе со Спарыкиным прибыл Полупан. За то время, что мы не виделись, они успели спеться. Когда нам разрешили сесть, дом уже вовсю горел снаружи.
Спарыкин пытался мне что-то объяснить, но я ничего не слышал из-за воя сирен. Я подошел к дочери и хотел взять ее на руки, но меня опередил Полупан, он подхватил Маринку вместе с дубленкой и понес к воротам. Я пошел сам, а Чебоксаров повис у Спарыкина на шее и заковылял, еле-еле переставляя свои огарки. На пути нам попадались деловитые пожарные, разматывающие бухты со шлангами.
Я поискал глазами собаку, но ее нигде не было. Псина совсем не дура, умеет вовремя спрятаться. Я встретился взглядом с Колькой. Вид у него, надо сказать, был весьма трагический. Черное лицо, всклокоченные волосы, кровь на дымящейся одежде, обуглившиеся ноги. Да еще этот идиотский гипс. Мне стало его жалко.
– Наверное, у тебя сильные ожоги, – выразил я свои соболезнования.
Он пожал плечами. За воротами он бухнулся задом в снег, а Полупан присел на корточки и положил на правое колено мою дочь, отставив левую ногу на носок для балансировки.
– Там в комнате лежал мужик, – сказал Чебоксаров.
– В какой комнате? – не понял полковник.
– В доме.
– И где он теперь? – спросил Полупан.
– Сгорел, наверное, – пожал плечами Колька.
– Чего же ты сразу не сказал? – спросил я.
– А толку? Ты что, бросился бы его спасать?
– Не знаю.
Я подошел к «Дальтонику» и закатал ему правую штанину. Под ней были невредимые шерстяные подштанники.
– Ты хочешь сказать, что там, в доме, лежит труп? – уточнил Полупан.
– Да.
Я снял левый ботинок. Под ним тоже было все в порядке. Если уж начал, то приходится заканчивать. Чтобы быть последовательным, снял носок и засучил подштанники. Ни один волосок на ногах Чебоксарова не обгорел, ноги были розовые и чистые как у младенца. Симулянт проклятый.
– У тебя, кальсоны из стекловаты, что ли?
– Почему?
– Ноги как из сейфа.
– А что он делал этот мужик? – перебил меня Полупан.
– Лежал.
– Где?
– На диване.
– Лежал и все?
– Да.
– Живой?
– У меня не было времени его рассматривать.
– А глаза у него были открытые? – спросил Спарыкин.
– А почему ты его не вытащил? – одновременно с ним поинтересовался Полупан
– Слушайте, прекратите задавать долбоебские вопросы, – попросил я. – Мы сами еле ноги оттуда унесли. На кой хер нам спасать похитителей?
Приехали врачи. Двое в белых халатах подбежали к нам и поставили в снег носилки. Чебоксаров, стремительным броском мангуста, ринулся к ним, упал на брезент, вытянул ноги и изобразил на лице высшую степень блаженства.
– Че ты разлегся? – спросил я.
– Вот именно, не для тебя носилки, – поддержал меня Полупан. Ему было тяжело держать мою дочь.
– Освободи место для девочки, – приказал полковник.
Колька нехотя сполз с носилок. Полупан положил туда Маринку.
– Она жива? – спросил парень в белом халате.
– Это мы должны спрашивать у вас, – зло сказал Чебоксаров.
– За такие вопросы я тебе нос откусить могу, – сообщил я.
– Я санитар, – привел веский довод в свое оправдание паренек.
Двое медиков подняли Маринку и понесли ее к машине. Я поплелся за ними. В «скорой помощи» сидела женщина в годах. Она склонилась над моей дочерью, потрогала ее, посмотрела в глаза, потом взяла за кисть.
– Что с ней? – спросил я.
– По-моему, она просто спит, – предположила врач после долгой паузы. – Пульс ровный, дыхание тоже.
– Как это?
– Очень просто. Ей чего-то подмешали,или дали понюхать. Думаю, ничего страшного. Выспится и все будет нормально. На всякий случай поставим стационарный пост. У вас деньги есть?
– Зачем?
– Медсестре. Чтобы сидела не отрываясь.
– Сколько?
– Дайте рублей пятьсот.
– Поеду с вами, – сказал я и дал ей бумажку.
– В этом нет необходимости. Все будет хорошо. Приходите завтра. Больница скорой помощи, в реанимацию. Опять эта больница!
Приковылял Чебик.
– Мне тоже нужно в госпиталь, – сообщил он.
– Зачем? – спросила врач.
– У меня ноги обгорели и ушибы везде.
– Ничего у тебя не обгорело, кроме штанин – не согласился я. – Ноги как ноги.
– А может, я сломал что-то? Нужно сделать рентген и всякое такое.
– Слушай, успокойся, тут всего одни носилки, ты не влезешь.
– Мы можем вызвать по рации еще одну машину, – выразила готовность помочь женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94