Она – мой друг с детства. Мне не нужен человек, – Жанна всхлипнула. – Получается, что я тоже фетишист?
Я не знал что ответить. Такие порывы не по мне. Таких чувств я никогда не переживал. У меня разболелась голова. Я со всей безысходностью понял, что этот город и эти люди могут делать со мной все, что им заблагорассудится.
– Без тебя нам не справиться, – сказала Жанна.
– Я никогда ничем подобным не занимался, – обреченно сказал я. – Между прочим, он положил папку в маленький сейф. Даже если мы проникнем в офис, даже если сможем открыть дверь в его кабинет, нам никогда не вскрыть сейф. Потому что среди нас нет медвежатников.
– А какой там сейф? – спросил Беатриса.
– Откуда я знаю? Сейф, как сейф. Маленький, блестящий, стоит на тумбочке.
– Какой у него замок? Цифровой или от ключа? Есть там замочная скважина?
Я напрягся, вспомнил сейф и Захарова, кладущего ключ в карман.
– Сейф закрывался ключом, – сообщил я.
– Ура! – почему-то закричала Жанна. Индиана даже вздрогнул.
– Завтра пойдем в магазин и ты покажешь мне, какой сейф ты видел у этого козла, – сказал Беатриса. – Может, не точь-в-точь, хотя бы приблизительно похожий.
– Папа… – начала Жанна, потом спохватилась: – Ой!
– Да ладно, – сказал Беатриса. Индиана, по-моему, так ни во что и не въехал.
– Когда я делаю свои инсталляции, – продолжил Беатриса, – я использую настоящие замочные скважины, от настоящих замков. Вначале я покупала замки, снимала с них нужные мне детали и выкидывала. Потом я стала их изучать. Мне стало интересно, как они устроены. Теперь я знаю все виды замков и могу открыть любой! У меня куча отмычек. Так что, если ты покажешь мне похожий сейф, я точно скажу, за какое время смогу его открыть.
Индиана очень радовался все время, пока Беатриса рассказывал про замки.
– А что за инсталляции? – спросил он.
– Пошли, покажу, – позвал старик.
Они встали и пошли в дальний угол. Беатриса усадил Джонса на кресло и стал подтаскивать к нему заветные коробочки, втыкая волочащиеся по полу вилки в розетку на стене. Во время первого же просмотра Индиана начал издавать восторженные звуки, которые с каждой коробкой усиливались. Он что-то говорил, но до меня дошел смысл только одной фразы:
– Я и не знал, что среди женщин тоже бывают великие художники.
Надо было видеть лицо Беатрисы в этот момент. Оно сияло, и было непонятно, чему он радуется, тому, что его признали великим художником, или настоящей женщиной.
Ко мне подсела Жанна.
– Соглашайся, – попросила она. – Давай сделаем это.
– Мне надо подумать, – закапризничал я.
– Неужели тебе никогда не хотелось сделать что-то эдакое? Неужели тебе никогда не хотелось изменить жизнь?
Это был странный вопрос. Изменить жизнь? Я никогда не думал на эту тему. Вот есть жизнь. Жизнь, как жизнь и вдруг я беру и меняю ее. Я начал думать про свою жизнь и вспомнил жену. Меня осенило, что я не говорил с ней уже давным-давно, а телефон отключен! Я подумал, что подключать и звонить со своего мобильного будет неправильно. Вдруг, меня пасут менты.
– Дай, пожалуйста, твою трубку, – попросил я Жанну, – мне нужно позвонить жене.
– Алло, Рюсик, это ты? – взвизгнула моя половина.
– Я.
– А что за номер?
– Попросил у человека позвонить. С моим телефоном проблемы, – эта одна из тех фраз, которая дает возможность говорить правду и не раскрывать все. Наверняка, жена подумала, что телефон сломался.
– Рю, как ты там?
– Нормально.
– Мы так за тебя волнуемся! Ты смог выполнить задание этого Тагамлицкого?
– Я думаю, что смог. Тагамлицкий в бешенстве. Мне осталось тут дня два, три.
– Я рада, лапа. Ты давай доводи дело до конца.
– Ладно. Телефон чужой. Пока.
– Целую, пупс.
– Постой.
– Что?
– Послушай, а тебе никогда не хотелось изменить жизнь?
Жена задумалась.
– Это что за вопрос?
– Риторический.
– Заяц, менять жизнь нужно тогда, когда она не удалась. А нам с тобой зачем? – она помолчала еще секунды две. – Элла Жуткер говорит, что, если вдруг внезапно захотелось поменять жизнь, нужно переставить в доме мебель. Желание пройдет.
– Ясно.
Я прервал разговор. Жанна выжидающе смотрела на меня. На колени прыгнул котенок, за ним второй. Устроив веселье, они поцарапали мне ноги.
– Я согласен, – сказал я и тут же понял, что эти два слова, возможно, самая большая глупость, когда-либо вылетавшая из моего рта. Даже глупее, чем исправленная на собрании ошибка Тагамлицкого. Но, сказал я их с радостью и непонятным облегчением.
– Он согласен, – закричала Жанна и поволокла меня в зал.
Беатриса и Индиана не сразу подняли на нас свои ясные очи. Они были увлечены дискуссией о кинематографе. О чем еще могут разговаривать художник из провинциального кинотеатра и изготовитель пиратских кассет, как не о высоком?
– Он согласен, – повторила Жанна.
– Здорово, – отреагировал Баетриса.
– Отлично, – как-то без энтузиазма пробормотал Индиана.
– Давайте совещаться, – по-детски предложила Жанна.
Все уставились на меня, как будто я тут главный.
– Я помню расположение, – произнес я, – сколько ступенек на крыльце, количество шагов от проходной до приемной. Я помню, где в кабинете стоял сейф. Могу нарисовать. Но, как нам вынести оттуда фотографию, я ума не приложу.
– Успокойся. Всё гораздо сложнее, – опять процитировал какого-то кино-героя Индиана. – У меня есть план. Я его вспомню и расскажу завтра. Идите спать и ни о чем не думайте.
Я с радостью воспринял его предложение. Во мне уже давно все кипело, как у подростка в период гормонального взрыва. Я встал.
– Может быть, сейчас что-то порешаем? – не унималась Жанна.
– Я же сказал, завтра, – приказным тоном перебил ее Индиана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91