Я уже переговорил с почтовыми инспекторами. Количество жалоб от родителей ниже нормы.
- Получается, все тихо?
- Тише не бывает.
- Словно кто-то здесь, в Тампе, наглухо закрыл крышку.
- Что ты под этим подразумеваешь?
- Пока не знаю.
Небо на западе было малиново-красным. Солнце готовилось нырнуть в воды залива. Моя машина неслась через город к грязному старому зданию, стоящему на улице, где ютились низкие лачуги и обшарпанные, в несколько этажей каменные дома. Припарковавшись, я торопливо соскользнул с горячего сиденья и вышел на тротуар. Звук заглохшего двигателя автомобиля эхом прокатился по окружающим тесным дворикам, создавая иллюзию оживленного движения транспорта. Прямо у двери одного дома две подозрительные бородатые, худощавые личности, переговариваясь грубыми голосами, уплетали из консервных банок сардины и бобы. Один оглядел меня, затем, видимо, решил, что сардины представляют собой больший интерес. Я пересек неровный тротуар и вошел в мрачное парадное. Жара была невыносимой. Я поднялся по лестнице. Здание оставалось безмолвным. Остроглазый, грозный охранник стоял возле входа в офис. Скрытое месторасположение помещения соответствовало характеру темных сил, обитающих в нем.
Я прислушался, одновременно размышляя, как бы миновать охранника. Из кабинета за дверью послышался легкий шум. Значит, Квинтон был у себя, наверное, обдумывал, где бы еще побольше подзаработать.
Я стремительно подошел к двери, взялся за ручку, толкнул ее и оказался в кабинете. Возле окна стоял маленький, кругленький, толстый человечек. Помню, он имел привычку часто добродушно улыбаться, причем обычно вещам, которые у нормальных людей отнюдь не вызывают смеха. Его фамилия Квинтон означала на крысиной грамоте преступного мира какое-то сложное понятие. Из этой дыры он руководил операциями по доставке белых рабынь для организаций, занимающихся подпольным бизнесом.
Квинтон обернулся и невозмутимо уставился на меня. Он здорово постарел с того времени, когда я последний раз виделся с ним. На щеках появились морщины, глаза ввалились, некогда здоровая полнота производила впечатление рыхлости.
- О, Риверс, - тихо сказал он. - Что вам здесь нужно?
- Поговорить.
- Теперь в нашем офисе не найдется много тем для бесед. С некоторых пор я уже не могу отвечать на все вопросы, по которым ко мне приходят.
Я оглядел кабинет. Свет был выключен, и мне показалось, хозяин специально предусмотрел это, чтобы помещение и обстановка в нем выглядели загадочными. Вряд ли Квинтон опасался навеваемых видом его убежища неприятных воспоминаний о подозрительных домах и девушках, заболевающих в них, о людях, избитых в темных аллеях или на черных лестницах, о выброшенных на улицу оборванных детях. Любое угрызение совести мгновенно превращалось у него в жалость к собственной персоне. Он любил этот офис. Он начинал здесь свою деятельность сильным, мускулистым мужчиной, чья жадность превосходила жадность любого другого мускулистого мужчины. Здесь же в нем появилось восхитительное сознание власти над жизнью и смертью многих людей. Офис стал частью организма Квинтона. Другая его часть находила отражение в роскошном особняке на берегу бухты, в двух дочерях, сначала воспитывавшихся заботливыми гувернантками, а затем окончившими престижную высшую школу.
Квинтон немного отодвинулся от маленького окна и вышел из потока света, падающего сквозь пыльное стекло.
- Я читал в газетах про ваше приключение, Риверс. Громила чуть не ухлопал вас. Значит, теперь вы разыскиваете Расса Лепперта?
- Возможно.
- Я не знаю его и о нем тоже ничего не знаю. Иссякли источники информации. Впрочем, вы, конечно, в курсе моих дел.
- Слышал кое-что. Я тоже просматриваю прессу.
- Одну за другой полиция раскрыла мои базы, Риверс, разогнала людей, перепугала их насмерть, некоторых арестовала, несколько человек даже погибло. Слишком усердными стали легавые в последнее время.
Одновременно с Квинтоном мы пришли к согласию, только в разных смыслах.
- Они просто слегка приостановили вас, Квинтон, для собственного спокойствия.
Вспышка злобы в его глазах добавила немного света в кабинете.
- До спокойствия еще далеко, - произнес он, достал из нагрудного кармана сигару, отрезал у нее кончик и закурил.
- Надеюсь, вам удастся достать этого психа, Риверс. Вы единственный человек, кто когда-либо направлял на меня револьвер и уходил после этого невредимым. Помните дело Тулмана? Вы - глупый мальчишка, вдолбивший себе в голову дурацкие идеалы, которые никогда не сможете воплотить в жизнь. Но в то же время вы прирожденный лидер с железными нервами, всегда действующий по своему усмотрению и плюющий на то, что остальные рядом с вами засыпаются. Надо признаться, последним качеством я восхищаюсь.
- Спасибо за комплимент, - поблагодарил я Квинтона. - Как вы собираетесь выбираться из создавшегося положения?
Он сделал неопределенное движение пухлой ручкой.
- Кто знает, кто знает.
- Я догадываюсь. Вас приперли к стенке, но вы не будете просто уползать и постараетесь напоследок провернуть хорошенькое дельце, чтобы обеспечить себе необходимые средства, позволяющие вести привычный образ жизни.
- Я люблю все самое лучшее, Риверс. Но я искалечен. Какие у меня теперь возможности? Так, ерунда.
- Что бы вы ни задумали, это будет сделано с величайшей осторожностью, тайно, под вашим зорким, опытным взглядом.
- Верно, - согласился Квинтон. - Почему бы вам не рассказать, что у вас на уме.
- Хорошо. Я думаю, сейчас в полном разгаре идет торговля порнографией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42