..
О чем обычно говорят настоящие мужчины, когда выпьют? Естественно, о женщинах. Точнее, о своих подвигах, о том, скольких красоток им удалось уложить в постель, а скольких вычеркнуть из своей жизни, как отработанный материал.
Особенно старался пятнадцатилетний Сергей Морозов - невзрачный астраханский школьник, прыщеватый, заносчивый, со вздорным характером. Он слов не жалел и говорил так громко, что его собутыльники, Виктор Орлов и Гарик Рустамов, невольно притихли.
- А ты это... - Гарик Рустамов (Гарик и был старшим в компании) согнул крючком указательный палец, сунул его в рот и ловко свистнул - одним пальцем. - Ты не свистишь, а?
- Я свищу? - Морозов едва не задохнулся от гнева, мигом наполнившего его и перелившегося через край. - Вик, ты мой приятель, скажи, я когда-нибудь свистел? - спросил он Орлова.
- Ник-когда! - пробормотал Орлов заплетающимся языком и ударил себя кулаком в грудь. - Как и я! Я тоже никогда не свистел!
- Вот видишь? - Морозов вновь переключился на старое - на девочек.
- Подожди, - перебил его Рустамов. - Ребята, мы еще чего-нибудь выпьем?
- Выпьем! - сказал Орлов.
- Тогда я сейчас! - Рустамов убежал за подкреплением - второй бутылкой разведенного спирта.
- Не нравится, Вик, мне этот чернозадый, - Морозов, поглядел Рустамову вслед. - Он кто, армянин, грузин, чучмек?
- Чего это тебя заносит? - спросил Орлов, пошатываясь. - Какая разница, кто он. Плевать!
- Есть разница, - процедил Морозов сквозь зубы, - большая разница!
Хоть и пьян был Орлов, а на минуту протрезвел от резкого голоса своего юного приятеля, поразился его совершенно взрослой ярости, тому как, налились жидким свинцом глаза Морозова, его искривленному рту, пробормотал вяло:
- Ну ты даешь!
Вернулся Рустамов с бутылкой "клубнички" - разведенного клубничным сиропом спирта и двумя большими растрескавшимися помидорами - местный сладкий сорт, помидоры такие, что нигде в мире не рождаются.
Глядя на Морозова, Рустамов мигом определил, что тот говорил о нем, и говорил плохо, поднял руку с зажатой в ней бутылкой:
- А ты, пацан, если будешь на меня по-собачьи задирать ногу и брызгать мочой, получишь этой вот бутылкой... прямо между глаз. Понял?
Напрасно произнес это Рустамов. Морозов промолчал - в руках Рустамова была бутылка, а значит, Рустамов был в эту минуту сильнее.
- То-то же. - Рустамов смилостивился, посчитав, что одержал над Морозовым верх.
Разлил спирт по стопочкам. Морозов молча, не чокаясь, выпил опрокинул в себя залпом, вытер рукою мокрые губы, а когда Рустамов протянул ему кусок разломанного помидора, отвернулся.
- Ишь ты! - усмехнулся Рустамов. Выругался матом.
Лучше бы он этого не делал, и вообще - чего им было делить, трем соседям, живущим в одном доме на Первой Керченской улице? Ведь самая худая ссора - это ссора с соседом. Ссора с соседом хуже, чем ссора с родственниками: с родственником можно не встречаться целые годы, а с соседом, увы, такой роскоши позволить себе нельзя - где-нибудь да обязательно столкнешься: на лестничной площадке, в подъезде, на тротуаре.
Но об этом, похоже, не думали ни Морозов, ни Орлов, ни Рустамов. Рустамов, не замечая побледневшего лица Морозова, благодушествовал - снова взялся за бутылку и продолжил барским тоном:
- Ну что, мальцы! Пропустим еще по махонькой?
- Какие мы тебе мальцы? - Морозов не любил, когда его так называли. Какие мы тебе мальцы?
- А кто же вы?
Морозов жестко, тщательно выговаривая каждое слово, сказал Рустамову, кто они с Орловым есть, а потом, сощурив глаза, будто смотрел в винтовочную прорезь, спросил:
- А теперь хочешь, я скажу, кто ты?
- Ну, скажи!
Морозов произнес резкое матерное слово - такое, что не все его ровесники знают, добавил еще одно словечко, не уступающее первому. Рустамов, услышав, даже рот раскрыл: не думал, что этот довольно тихий оголец способен выдавать такое. А Морозову было все равно - он выпил, раскрепостился, то темное, что скопилось в его неустойчивой, совсем еще детской душе, всклубилось, поднялось, застило ему глаза. Если бы у него в руках был пистолет, он выстрелил бы в Рустамова, был бы нож - сунул бы этому "чернозадому" в живот, была бы дубина - обрушил бы на голову.
Рустамов не выдержал, ответил Морозову тем же - опыт у него по части мата был все-таки больший, чем у Морозова. Морозов не уступил, снова обозвал Рустамова. И понеслось, и покатилось, словно бы с горы поехал снежный ком.
От таких снежных комов - на первый взгляд безобидных - рождаются лютые лавины, сметающие все на своем пути. Морозов подумал, потирая зачесавшиеся кулаки: жаль, что у него нет ножа! Одними кулаками он ничего не сделает.
А с другой стороны, и за ножом бежать недалеко, от беседки до подъезда метров пятнадцать, не больше.
- Ты на кого, малек, прешь? На кого пивом дышишь? На кого балон катишь? - заорал Рустамов - нервы у него не выдержали. - Я тебя в пыль превращу!
Но Морозов лишь презрительно скривил рот:
- Пошел ты!..
Рустамов отшвырнул пустой стакан - все-таки он был уроженцем Кавказа, человеком эмоциональным, - и произнес дрожащим голосом:
- Значит, так... Значит, так... Завтра придут двое моих друзей, поставят тебя в позу и используют, как осла. Понял? Я по-соседски не могу, а они могут... Понял?
Морозов помрачнел - он знал дружков Рустамова, которые не брезговали "мальчиками", ничего не ответил. А Рустамов, победно улыбаясь, понял, что наконец допек этого пацаненка, - помахал рукой, провозгласил громко:
- Чао-какао! - И с этими словами покинул беседку.
- Я эту суку убью, - тихо пробормотал Морозов. - Сегодня же убью!
- Да перестань ты обращать на него внимание, - пробовал успокоить Морозова приятель, - дурак есть дурак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69