Гусаров поднял отрезанное ухо, Симонов рубашкой зажал кровоточащую рану. Галия привела в порядок свою разорванную одежду, и они побежали к выходу.
- Докатились! Средь бела дня людям уши отрезают! Вы тоже бандиты?
В приемном покое Ивана уложили на носилки.
- Нет, - ответил Гусаров строгому врачу и склонился над стонущим другом. - Ваня, я дальше двинусь, а ты держись, как закончу, обязательно тебя найду!
- У него документы есть?
- Нет у него документов. Чеченцы отняли. Фамилия его - Харитоненко, зовут Иваном. А отчество...
- Понятно...
Ивана быстро покатили в недра госпиталя. Симонов успокаивал Гусарова:
- Это не смертельно. Пришьют ему раковину на место. У меня круче было. - Сунув руку за пазуху, Василий вынул висевшую на цепочке пулю. - Знаешь, откуда эта дура? Из моего сердца! Представляешь?!
- Не представляю.
- Снайпер. В Чечне попал в меня перед самой отправкой нашего ОМОНа обратно в Петербург. Прямо в сердце. Я сам не верил, пока мне после операции газету не показали. А потом ещё по телеку видел: режут меня, из левого желудочка пинцетом вот этот кусочек достают. И Галия рядом. Я знаю, как ты ругался, нуждался в помощи, а она в это время со мной возилась. Выходила меня в считанные дни. Я когда-то читал про филиппинских медсестер, которые после инфаркта человека ставят на ноги за сутки. А Галия меня после такой операции подняла! Короче, когда я наш ОМОН на вокзале встречал, некоторые пугались. В Чечне видели рану в сердце, а я живой их встречаю! Представляешь? Меня на самолете в Питер доставили, а они поездом чухали. И я, убитый, их встретил!
- Мне кажется, мы могли встретиться раньше: в том санитарном самолете были и мы с Иваном!
Встреча вернувшихся с войны была совсем не похожа на те, что знакомы по кадрам кинохроники 1945-го. Поезд подошел к перрону хозяйственного двора вокзала, недоступному для граждан. Туда же, где сгружаются цинковые гробы с телами погибших. На вокзале, полном народа, никто и не подозревал, что двести пятьдесят вооруженных воинов сходят с поезда совсем рядом, но скрытно для посторонних глаз. Почему? Парням было плевать, как их встречают. Главное - дома, главное - живые. На перроне их ждали только десяток сослуживцев, руководство и журналисты. Едва появился вдали локомотив, как операторы забегали, как сумасшедшие, стараясь не упустить что-нибудь важное. Заходили в вагоны, поднимались на башни кранов, чтобы снять картины сверху. Для них запустили несколько сигнальных ракет. Видеокамеры выхватывали в толпе боевые детали - спаренные рожки автоматов, перемотанные синей изолентой, следы от пуль на бронежилетах. Журналисты с микрофонами приставали:
- А что больше всего запомнилось?
- Воды нет и еды мало.
- Мы с местными делились.
- Чеченцев там нет, только русские остались в городе.
- И города нет. Равнина. Даже деревья скошены, как трава.
- Мы шли за армией, расчищали районы от оставшихся боевиков. Но часто оказывались впереди солдат.
- Вон того парня пуля "подстригла". Прямо над головой просвистела. Непонятно, откуда и кто стрелял. Потом этого снайпера нашли, застрелили.
- Убивать приходилось?
- Да. Война же.
- Много рожков истратили?
- Там не рожками, там цинками считают.
- Снаряд попал в наше расположение. Солдат стоял в метрах десяти от меня. Первогодок из внутренних войск. Ему осколком голову отстригло.
Как ни странно, бойцы ОМОНа все до одного были трезвые. Казалось бы, с войны едут, в поезде скучно и водки - завались. А почему-то не пилось! Это встречающие были "под балдой" и предлагали выпить за встречу.
- Пока ты ездил, у меня дочка родилась. - Обнимал рыжего друга невысокий крепыш.
- Поздравляю. - Рыжий сам был многодетным отцом, и его сейчас так тянуло домой к своим пятерым!
Родственников предупреждали о прибытии поезда из Чечни, но встречать просили в здании ОМОНа. А так хотелось бы видеть здесь своих мальчишек, встречающих папу с фронта! Среди других бойцов, средь этих ящиков с оружием и патронами.
Радость радостью, а работа продолжалась. Эти самые ящики грузили в автобусы, выстроенные друг за другом на всем протяжении платформы. Когда все сели, колонна тронулась. Автомашины ГАИ ехали в голове и в хвосте. Люди на Невском, видевшие автопоезд, спрашивали друг друга: откуда и куда едут эти милиционеры в таком количестве? Вернувшихся с войны, уцелевших должны были усыпать цветами, махать им руками, кричать "ура!", приветствовать. Вместо этого - озадаченные взоры. Если тайно убывают на войну и так же тайно возвращаются, то за кого воюют? За что воюют? Народ грамотный, поймет, только объясните, не задавайте таких вопросов: почему таятся эти жертвенность и героизм?! Колонна проехала - и все. А в автобусах сидели те, кто совсем недавно переступал на улицах через трупы, которые не успевали убирать, кто видел убийства и сам убивал и мог бы расстаться с собственной жизнью. Те, кому в уши вложили такую идею: если не наведем порядок во всей России, то его не будет и в каждом конкретном городе. Так-то оно так, нельзя было оставлять в покое криминальную республику-паразита, но во всем чувствовалась какая-то фальшь, во всей войне. Кто-то жизни теряет или калечит, а кто-то обогащается на этом. Проклинают правителей овдовевшие, осиротевшие.
Симонов поехал на базу ОМОНа в одном из автобусов. Его приветствовали, удивлялись, что живой.
Сдав Ивана врачам, Гусаров позвонил в Калининградский РУОП и сообщил о чеченцах, плененных в бункере.
- Это те самые, которых вы вчера пытались задержать в связи с отравленной водкой.
- Кто вы?
- Да так, проездом.
Андрей, Галия и Симонов вышли на порог госпиталя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95