19 марта 1957 года в зале заседаний No 1 старинного здания лондонского суда "Олд Бэйли" начался сенсационный процесс над доктором Адамсом. Жители Лондона, а вместе с ними и половина Англии, ждали этого события с таким нетерпением, которое обычно вызывает лишь финальный кубковый матч по футболу или регата в Хенлее. Лондонцы даже забыли об исчезновении из цирка удава и трех шимпанзе за три дня до начала процесса, хотя это событие и держало в напряжении весь город.
За день до судебного разбирательства доктора Адамса перевели в лондонскую тюрьму "Брикстон". Здесь он получил тюремный номер "7889", под которым на следующее утро его отправили в здание "Олд Бэйли", в камеру No 23. Камера представляла собой каменный мешок, облицованный кафелем, площадью 12 квадратных метров; из мебели в ней находились только деревянные столик и табуретка. Сидя на ней, Адамс должен был ожидать вызова.
Настроение его отнюдь не улучшилось, когда унтер-офицер охраны, знакомый с местными достопримечательностями, рассказал ему, что в этой камере сидели известнейшие английские преступники, такие, как убийца Хэйг, растворявший свои жертвы в ванне с кислотой, и осквернитель трупов Кристи, и что в расположенном прямо над камерой зале суда всех их приговорили к смертной казни через повешение.
Еще до полуночи, за двенадцать часов до начала судебного заседания, снаружи, у бокового портала здания суда, стали собираться первые любопытствующие, экипированные складными стульями и пледами. К утру их было уже несколько тысяч. Как только в половине десятого открылась тяжелая, обитая железом входная дверь, человек двадцать из них попало в зал суда. Остальные места были забронированы для представителей королевского двора и высшего общества; восемьдесят мест оставили газетчикам со всех концов света. Процесс становился событием мирового значения.
Ровно в десять тридцать доктора Адамса повели вверх по каменной лестнице из четырнадцати ступенек, которая из камеры вела прямо к "док", как называют англичане скамью подсудимых. Вступительные слова по поводу начала слушания дела прозвучали с присущей британскому судопроизводству торжественностью. После того как обвиняемый, его защитник и все присутствующие заняли свои места, в зал с достоинством прошествовал судья Девлин с белым париком на голове и ярко-красной мантией на плечах.
Вежливый доктор Адамс неторопливо поднялся и учтиво поклонился. На присяжных заседателей он произвел приятное впечатление: казалось, в нем удачно сочеталось что-то от Уинстона Черчилля и неунывающего мистера Пиквика из знаменитого романа Чарльза Диккенса.
В зал вошел один из служащих суда. Он торжественно нес перед собой длинный шест с букетом фиалок на конце. Свежие цветы для председателя суда были данью традиции, пришедшей из тех времен, когда обвиняемых доставляли из затхлых, кишевших вшами темниц.
Судья Девлин обратился к двенадцати присяжным заседателям с краткой речью, разъяснявшей их обязанности. Все они были представителями состоятельных слоев общества, так как в соответствии с указом 1825 года присяжными могли избираться только землевладельцы и главы семей, в домах которых было не меньше пятнадцати окон...
- Между судьей и присяжными заседателями, - сказал в заключение Девлин, существует разделение труда. Вы заботитесь о фактах, я - о праве. Это означает, что мне нужно установить, имеются ли юридические предпосылки для вынесения обвиняемому приговора за совершенное убийство. Вы же должны решить, причем единогласно, доказывают ли вину подсудимого предъявленные суду обличительные материалы. Меру наказания определяю я. А теперь займите, пожалуйста, свои места.
Наконец королевский генеральный прокурор сэр Рэджинальд Буллер, являющийся к тому же депутатом палаты общин и членом правительства ее величества, поправил свеженапудренный парик и выразительным громким голосом произнес:
- Джон Бодкин Адамс, вы обвиняетесь в том, что 13 ноября 1950 года из корыстных побуждений убили Эдит Элис Морелл. Вы признаете себя виновным?
Спокойно, почти невозмутимо, Адамс поднялся с места, посмотрел, прищурившись, на прокурора и вежливо ответил:
- Я невиновен, милорд.
Это было все, что сказал провинциальный врач за семнадцать дней судебных заседаний. Он снова уселся на место и уткнулся двойным подбородком в прорезиненный воротничок, который носил по соображениям экономии. К этому времени скупость Адамса стала так же хорошо известна, как и его утонченное чревоугодие. Одна солидная газета писала, будто он настолько избаловал свое нёбо, что перед отходом ко сну клал вставную челюсть в стакан с рейнским вином.
Интерес к происходящему в зале выдавали только глаза Адамса, лицо же его все время оставалось неподвижным. Постороннему наблюдателю могло показаться, что это просто один из любопытствующих, а уж никак не человек, судьба которого здесь решалась.
Прокурор Буллер, судя по всему, всецело находился под влиянием кампании, развернутой средствами массовой информации. Он выдвигал предполагаемые доказательства, подробно описанные в газетах. Как отмечал впоследствии главный инспектор Хэннэм, прокурор одного за другим предъявлял присяжному суду свидетелей обвинения и заставлял их слово в слово повторять то, что уже давно было всем известно из газет.
Медсестра Энн Мэйсон снова поведала о том, что Адамс за последние пять дней жизни миссис Морелл назначил ей семьдесят семь уколов морфия и героина. Кэролин Рэнделл еще раз поклялась, что Адамс был единственным, кто имел ключ от шкафчика с медикаментами, а старшая медсестра Хелен Стронэк опять подтвердила, что доктор дважды собственноручно в последнюю ночь делал инъекции паральдегида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90