- Ну, выкладывай, как там Америка. В Диснейленде был?
Но Буржуй шутку не поддержал.
- Знаешь, я Штаты возненавидел, - подавленно проговорил он. - А ведь раньше любил. Нью-Йорк особенно, ты знаешь. Но теперь они для меня просто огромная страна, миллионы людей с ненастоящими улыбками и ощущением беспомощности. Я ведь его не нашел...
Но Толстый утешить друга не пожелал:
- Да ну? Я чего-то так и решил.
- Нечего издеваться, - обозлился Буржуй. - Первый месяц я был уверен, я чувствовал, что иду по его следу. Я переезжал из города в город, звонил в сотни дверей, и каждый раз мне казалось - сейчас я войду, он поднимет на меня свои рыбьи глаза, и все будет кончено. Или я его, или он меня.
- Еще чего! - с непосредственностью крепко подвыпившего человека хмыкнул Толстый. - Он - тебя!
Буржуй поднял на друга внимательные глаза:
- Толстый, пей кофе, я тебя прошу. Убьешься когда-нибудь. Зачем было вообще так нажираться?
- Да не нажрался я, не нажрался, - с тоской протянул Толстый, так, выпил немного. А ты думаешь, мне легко? Мне этот год - за десять!
Буржуй поворошил уголья в камине.
- Год... Целый год... - в отчаянии проговорил он.
- Слушай, Буржуй, надо завязывать с этим делом, - взмолился Толстый. - Год по стране Чингачгука шастал теперь в этой халабуде засел. А что толку? Я скоро мозгами поеду от тоски. Я вообще - врать особенно не того, а последнее время и вовсе невмоготу стало. От Верки глаза прячу.
- Как она?
- Сам-то как думаешь? Другая баба давно свихнулась бы. А она ничего - держится. Еще и меня, инвалида, держит.
- Ладно тебе! Инвалид нашелся...
- Да не обо мне речь. Хватит тебе по чужбинам шастать, плакать в подушки отелей. Хорошо было придумано, да не сработало, - Толстый раздраженно поколотил ложечкой о стенки уже пустой чашки, нерешительно посмотрел на друга но все же спросил: - Буржуй, а ты никогда не думал... Может, это был не он? Ну не Кудла?
- Не знаю, - безнадежно вздохнул Буржуй. - Теперь уже не знаю. Но ты-то носишь в теле его железки...
- Я - да. Только речь сейчас не обо мне, - упрямо повторил Толстый. - Мне-то еще ничего. Я хоть знаю, что ты живой. А Вера, Олежек? Они же сегодня, между прочим, и тебя поминали! Свечи за упокой ставили! Ничего себе жуть, да? В общем, - Толстый решительно рубанул воздух рукой, - пора тебе выбираться из пещеры, Буржуй. Ты здесь полжизни проберложить можешь и все равно ничего не узнаешь.
- Слушай, - вспомнил вдруг Коваленко, - а что Борихин?
Толстый пожал плечами.
- Борихин? Ничего. Я так понимаю - у него тоже дубль-пусто.
- Ничего себе! Год! Год прошел!!! Ты за что ему платишь?
- Да старается мужик, - вступился за сыщика Толстый. - Правда, старается, это ж видно. Переживает.
- Не переживать, а работать надо. Убийцу ловить!
- Да это ясно, - поскреб в затылке Толстый. - Он того... В общем, на месте не сидит. Да и друг из ментов - кажись, майор - ему неофициально помогает, он же теперь без ксивы, сам понимаешь. А вообще-то менты ему мешают. Они-то дело давно закрыли, думают - это ты...
- Что, до сих пор думают? Дебилы!
- А что им еще думать? Все сгорело, один труп опознан как твой...
- Вот этого я совсем не понимаю.
- Да я вообще ничего не понимаю, - в сердцах сплюнул Толстый, а потом неожиданно улыбнулся. - Знаешь, иногда забудусь под утро - и так легко становится. Кажется - все как раньше. У тебя так не бывает?
- Нет, - жестко ответил Буржуй и поднялся. - Все, дружище, давай двигай.
- Может, прямо сейчас вместе и рванем, а? - без особой надежды спросил Толстый. - Верка точно не спит - ждет.
- Рехнулся, да?
- А чего?
- В день поминок, на ночь глядя. "Здрасьте, сестричка!" Что, хочешь овдоветь молодым?
- Все равно же тебе рано или поздно всплыть придется.
- Придется, придется. Кстати, ментам тоже многое объяснять придется, так что Варламова далеко не отпускай. Ну пойдем. Я тебя в транспорт погружу.
У темного крыльца они обнялись на прощанье, и Толстый взгромоздился на сиденье. Уже включив двигатель, oн опустил стекло и подмигнул Буржую:
- Знаешь, друг, а ведь мы его, гада, все равно поймаем. Правда.
И очень серьезно Буржуй кивнул в ответ:
- Я знаю. Я за этот год чувствовать научился. Как волки чувствуют. Он вообще где-то близко...
- Любимый! Э-эй! Просыпайся. Такой большой - и такой соня.
Голос жены, неслышно вошедшей с подносом в комнату, вырвал Толстого не то из воспоминаний, не то из полудремы. Вера поставила поднос на тумбочку, присела на кровать и взъерошила Толстому волосы. Тот сладко потянулся, точно сию вот только минутку очнулся от глубокого сна, поинтересовался:
- Который час?
- Самое время, Толстый, - Вера протянула мужу дымящуюся чашку.
Манерно отставив мизинец, гигант продегустировал напиток, томно закатил глаза и крякнул вполне по-рабоче-крестьянски:
- Ух, хорошо!
- Ты не забыл, что вчера обещал? - невинно поинтересовалась Вера.
По лицу Толстого заметно было, что он лихорадочно перебирает в голове события вчерашнего дня, чтобы вспомнить какие такие обещания успел надавать любимой жене. Не вспоминалось ничего. Для оттяжки времени он пустился на хитрость и задал уточняющий вопрос:
- Кому обещал?
- Мне, любимый, мне. Твои обещания остальным женщинам меня не волнуют, можешь их цинично обманывать.
- Каким еще женщинам? - потрясенный столь гнусной клеветой, Толстый схватился за сердце. - Это все вранье!
- Другая на моем месте сейчас бы придралась к словам.
- Так я же не на другой женился, а на тебе, - широко улыбнулся Толстый.
- И правильно сделал. Кстати, у тебя из кармана пиджака обертка "Сникерса" торчит.
- Враги подкинули. Завистники. Никому верить нельзя, - выпучив для убедительности глаза, принялся отпираться Толстый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128