Раньше вихрем врывалась, а тут не слышно даже было, как дверь отворила. Вслух сказал:
- А, титко Мотрэ... Заходьтэ, будь ласка.
- А чого цэ ты цэе... згадав про стару? - продолжала переминаться у двери с ноги на ногу.
- Та заходьтэ ж. Не стийте на порози.
- Так я ж на хвылынку. Думала, можэ, помылка якась...
- Ниякои помылкы. Сидайтэ.
Бабка робко подошла к столу и устроилась на самом краешке стула. Дончик отодвинул от себя бумаги, почесал кончиком ручки за ухом, переложил с места на место форменную фуражку.
- Нэ знаю навить, з чого и початы, - проговорил он в раздумье.
- А що почынаты? - зачастила старуха. - Я coби тыхэнько жыву, ни про що ни пары з вуст...
- Так отож! Колы цэ такэ було, щоб вы, титко Мотрэ, и брэхню по сэлу нэ носылы? А надто писля такого, як ото з бидною Катэрыною сталося...
Именно эта последняя его фраза странно подействовала на Потылычиху. Она как-то сразу вся сжалась, свернулась в тугой комок, словно старая ежиха.
- Нэ трэба Катэрыну чипаты, Васылю, - пробормотала опасливо. Царство ий нэбэснэ, бидолажний, благословы Господь и душу.
- Tиткo Мотрэ, а вы сами дэ булы, колы всэ цэ сталося? - спокойно и вроде бы даже безразлично, как о чем-то совершенно неважном, спросил участковый.
- Що?.. Hи... Нидэ я нэ була... Нэ памятаю... Вдома сыдила... Слухай, Васылю, ничого я нэ знаю, ий-бо, чысту правду кажу. Що, нэ вирыш?
- Якщо чэсно - нэ вирю, - вздохнул Дончик. - Нэ вирю, титко Мотрэ, бо брэшэтэ. Сами знаетэ...
- Ничого я нэ брэшу. Мовчу я! Хто мовчыть - той нэ збрэшэ, - и, определив по глазам сержанта, что нашла верную тактику, Матрена продолжала с еще большим воодушевлением: - Що, нэ так? А як нэ вирыш, довэды. Можэ довэсты?
- Довэсты нэ можу, - пожал плечами Дончик.
- Так чого тоди смыкаеш стару? - бабка встала, глядя милиционера колючими глазами. - Всэ, пишла я.
- Зачэкайтэ, титко Мотрэ, - поднялся и участковый. - Як бы вам цэ сказаты... Розумию, злякалыся вы... - он замeтил что старуха пытается что-то возразить, и протестующе вытянул вперед ладонь. - Мовчитъ, мовчить, бачу, що злякалыся, бо впэршэ у жытти рота затулылы. Та кращэ б вам всэ розповисты, правду кажу. Тоди я вас хоч захыстыты зможу...
- Ага, ты захыстыш, - перебила его Потылычиха. - Катэрыну дужэ захыстыв?
- Hи. Бо нэ знав ничого. А як розкажэтэ, то знатыму.
- Та нэма чого розказуваты. И захыщаты мэнэ нэма вид кого.
- Добрэ, якбы так... - многозначительно проговорил Дончик.
- Ты цэ... про що? - подозрительно уставилась на него старуха.
- Вбывци - воны нэ дужэ люблять свидкив залышаты. И тэ, що мовчытэ, можэ нэ допомогты.
- Можэ. Алэ як рота розтулю, то вжэ точно кращэ нэ станэ, - бабка уже и не пыталась скрывать, что подозрения Дончика обоснованны.
- Бачу, добрячэ вин вас налякав...
Направлявшаяся к двери старуха резко развернулась и посмотрела милиционеру в глаза долгим взглядом.
- А ты, Васылю, такый смилывый, бо, хоч и милиция, а гадкы нэ маеш, якый цэ жах... Колы не в газэти чытаеш, а в очи йому дывышся... - она упрямо поджала морщинистые губы. - И бильшэ нэ клыч мэнэ - казала вжэ, ничого я нэ бачыла, - затем добавила твердо: - И нэ згадаю, так що дай спокий!
Она снова направилась к двери. Дончик бросил ей в спину:
- A coвиcть ваша дасть вам спокий, титко Мотрэ?
Та остановилась на пороге и укоризненно посмотрела на участкового:
- Coвиcть мою не чипай, хлопчэ. То нэ милиции справа, а моя. И Господа Бога.
Когда автомобиль затормозил у здания милиции, Василий вдруг наотрез отказался выходить из салона. Чего, мол, ему людей пугать в таком туземном раскрасе, уж лучше он в машине Борихина дождется. Борисыч хотел было прикрикнугь на парня, но не стал. Досталось ему серьезно. По-взрослому досталось. Кожа под слоем зеленки вспухла, изуродовав Васю до полной неузнаваемости. Борихин пожал плечами и, войдя в здание, направился в кабинет своего друга-майора.
Мовенко, как всегда, немного поворчал - уже по привычке, - потом выслушал всю историю и выдвинул свою версию:
- Слушай, а может, он вообще фантазирует, твой Пинкертон? Об этом не думал?
- Какое там фантазирует! У него вся физиономия стерта.
- Ну, может, подрался из-за юбки, а хочет героем выглядеть...
- Да нет, ты уж вовсе его придурком считаешь.
- Никем я его не считаю. Просто уж как-то все слишком по-киношному: черные комбинезоны, ночные засады, спецназ... Я в органах без малого двадцать пять лет, а похожего не припомню...
- Да я тоже, - поскреб в затылке Борихин.
- То-то и оно!
- Нет, он не врет, - вдруг припомнил что-то отставной капитан. Может, что-то от страха ему и померещилось, но есть же и реальные детали. "Командирские" часы, например!
Мовенко насмешливо блеснул глазами:
- Деталь сильная. У меня тоже "Командирские", между прочим.
- Да у меня и самого не "Ролекс", - отозвался Борихин. - Такие же, как у тебя.
Он вытянул вперед левую руку, демонстрируя часы. Зеркальным отражением его жест повторил и Мовенко.
- Такие, да не такие, - майор постучал ногтем по циферблату. - Эти мне министр лично вручил. На День милиции.
- А я свои в киоске купил. За тридцать восемь пятьдесят. Тоже хорошо идут.
- Ладно, не груби.
- А ты не хвастайся.
- Можно и похвастаться, между прочим. Если есть чем. А где он сам-то, твой пострадавший?
- Внизу ждет, в машине.
- Так зови. Пообщаемся...
Борихин спускался вниз, готовясь к долгому выковыриванию Василия из салона. Но тот, как ни странно, не особого и сопротивлялся. Только нацепил на нос большие солнцезащитные очки да поднял воротник пиджака. Уже вместе дни направились к милицейскому зданию.
А улица жила своей жизнью - подъезжали и отъезжали машины, спешили прохожие...
Артур уже второй час украшал собой выдержанную в строгих тонах приемную Анатолия Анатольевича Толстова, просматривая один за другим толстые модные журналы, а заодно дожидаясь хозяина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128