! Где? Под березами?
— Ну почему сразу под березами? — воскликнула теща, заметно раздражаясь. — Они поехали к какому-то режиссеру или сценаристу, точно не помню, на дачу. Их там человек двадцать. Все взрослые люди. Не потеряется твоя жена, вернется. Не беспокойся и ложись спать.
Спать он улегся, хотя и беспокоился. Задремал на удивление быстро. Правда, сны видел гадкие и неприличные, отчего проснулся в холодном поту. Выпрыгнул из кровати и кинулся из спальни, успев лишь отметить, что времени уже десять утра, а постель рядом с ним по-прежнему пустует. Неужели еще не вернулась?..
Маринка сидела на кухне и накачивалась зеленым чаем. Любила она эту дрянь. Особенно если вечером выпивала немного спиртного.
— Ты что пила? — первое, что спросил он, усаживаясь в одних трусах за стол напротив жены.
— Я? — она кокетливо повела голыми плечами, на ней все еще было вечернее платье. — Так немного, чисто символически. Как спалось, дорогой? Как ты, в порядке?
Это было что-то новенькое.
Таких пустых вопросов, заимствованных у киношных героев, он не терпел. И ей об этом было известно. А все равно спросила. С чего бы это?..
— Марин… Посмотри на меня, — потребовал Хабаров, обхватил ее тонкое запястье пальцами и потянул ее руку к себе. — Посмотри на меня!
Она посмотрела, но как! Во взгляде было столько холодного вызова, столько презрительного превосходства, что Хабарова моментально пот прошиб.
Что-то произошло там — за городом, понял он сразу. Что-то гадкое, что-то омерзительное, как обрывки из его кошмарного сновидения.
— Только не нужно ничего драматизировать! — воскликнула Мариша, безошибочно угадав его панический страх. — Все нормально, Владя! Все в порядке. Все в полном, полном порядке…
Порядок оказался относительным.
Через неделю выяснилось, что жена решила поменять работу. Кто-то кому-то позвонил. Кто-то кого-то попросил, посодействовал, и Мариша из районной поликлиники перевелась в загородный санаторий. Поначалу простым врачом. А потом и главным заделалась. Из дома жена уезжала затемно и возвращалась так же. По выходным ее тоже дома не бывало. И отпусков у нее не стало. Какие отпуска, она и так круглый год в санатории, восклицала Марина со смехом…
Влад вздохнул тяжело и, чуть приподнявшись на локте, снова посмотрел на жену.
Она проснулась и лежала теперь, не шелохнувшись. Притворялась спящей! Марина так часто делала в последнее время. Будто он дурак совершенный и не понимает ничего. Он все понимает. И тогда сразу все понял, по ее блуждающему, ускользающему взгляду, по ее лихорадочному румянцу на щеках. Понял, что в ту ночь что-то безвозвратно было потеряно, что-то, что не вернется к ним уже никогда.
— А ты бы ее!.. — учил его потом Андрюха. — Я бы лично ее!..
Андрюха, может, и сумел бы, а вот он — Хабаров Владислав Дмитриевич — не мог ничего с этим поделать. Ни с ней, ни с собой.
Он все оставил как есть. Зажался, скорчился, запекся рваной раной в сердце, и оставил все, как есть. И даже не спросил ее ни о чем.
Нет, однажды все-таки спросил.
— Ты?.. Ты изменяешь мне, Марина?! — у него даже голос сел до свистящего шепота, настолько чудовищным все это казалось: и измена ее и вопрос этот.
Она рассмеялась в ответ и обозвала Хабарова тривиально несовременным.
Во как! И уехала снова на работу. А он потом еще три дня думал над ее словами в свой адрес. И к началу четвертого вдруг понял, что она не так уж и ошибается.
Он и в самом деле старомоден. Во всем, без исключения!
У него старомодные представления о любви, сексе и семье. Он всегда считал, что одно плавно перетекает в другое и потом, как следствие, заканчивается третьим.
Ему казалось, что каждый человек в мире занимает отведенную только для него и ни для кого другого нишу. И не стоит даже пытаться рожденному ползать взлететь. Глупо и безрезультатно.
Носил классические костюмы, а зимой — давно вышедшую из моды шапку-ушанку и ботинки на толстой добротной подошве. Смотрел старые добрые фильмы о любви и верности. И главное, сам был верным. Это для Хабарова являлось догмой: если женился, будь верен раз и навсегда. И не расстраивался никогда от того, что проходящая мимо красивая женщина не принадлежит ему и никогда принадлежать не будет. Он воспринимал прекрасных незнакомок, как произведение искусства. Красиво — да, смотреть хочется, восторгаться, словно шедевром, выставленным в музее на обозрение. Но нельзя же все это поместить в свой дом и в свое сердце!
Ему нравилось быть со своей Маринкой и ни с кем больше. Он любил только ее. Любил трогать ее, гладить, целовать, рассматривать. Знал каждую родинку на ее теле. И никакое другое тело он так любить и ласкать не хотел. Ни к чему все это, считал Хабаров. Как оказалось, ошибочно считал. Маринка вон думает по-другому. Дескать, несовременно это. Дескать, мир сейчас стал совсем другим. А разве так это?..
— Марин, — вдруг осмелился Влад нарушить хрупкую предутреннюю тишину в их спальне. — Ты не спишь?
Она промолчала, по-прежнему лежала с напряженной спиной и дышать старалась ровно, будто сонная.
— Не спишь, я знаю. — вздохнул он и чуть пододвинулся к ней. Голова тут же закружилась от знакомого родного запаха, а сердце защемило от горечи. — Поговорить хотел, Марин…
— Мы только и делаем, что говорим, — произнесла она глухим бесцветным голосом. — Что могут решить эти твои разговоры?
— Я без разговоров уже решил, Марин. Хотел тебе вот сказать, чтобы не стало неожиданностью.
Врал безбожно! Ничего он не решил, и решать пока не собирался. По-прежнему любил ее и мучился от сознания собственной слабости. Но раз она начала так…
— И что же ты решил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13