Да, именно! Влада едва не задохнулась от волнения, поняв наконец, почему ее так тянет сюда.
Вольная воля чувствовалась здесь в каждом углу!
Ничем не стесненная, росла трава. Никто не загонял в клумбы цветник. Не стремился урезонить старые деревья, напирающие на дом. И даже рыжий кот на подоконнике вел себя абсолютно свободно. В его хитром прищуре ощущалась вольготная сытость.
Он ведь со временем стал ее любимцем — этот здоровенный котяра. И Влада даже расстраивалась, когда он не возлежал на широком подоконнике.
Сегодня рыжий был на месте. Увидел ее, широко зевнул и тут же принялся умываться, елозя по крупной мордахе мохнатой лапой. Влада улыбнулась. Отошла чуть в сторону, там возле березы имелась скамеечка, на которую она обычно присаживалась минут на десять, не больше. Села, пристроив сумочку на коленках, и с тревогой принялась осматривать территорию за невысоким заборчиком.
Ее всегда пугало, что хозяева что-нибудь здесь изменят в ее отсутствие. Спилят яблони, к примеру. Или выкорчуют пионы, что совсем заглушили смородину. Но больше всего ее страшило то, что траву пустят под газонокосилку.
За их двухметровым забором, например, не было ни одного клочка земли, где бы одна травинка переросла другую. Все высаживалось, косилось, подстригалось и обрывалось строго по правилам. И она этим правилам следовала тоже, чтобы не вызвать недовольства Игоря Андреевича. Ненавидела и следовала, следовала и ненавидела.
— Здесь все угнетается, Таня, — обронила она однажды по неосторожности, глядя в окно на свой сад. — Все, включая розовые кусты.
В старом саду за невысоким забором гнета не ощущалось. И запущенным он мог показаться лишь на первый взгляд. А потом…
А потом приходило понимание, что в этой хаотичной вольности есть свой не обременяющий никого и ничего порядок. Здесь просто никто и ничто друг другу не мешает. И все всех устраивает. Смородина безропотно соседствует с пионами. Ландыши наслаждаются благодатной тенью яблонь. Ирисы стремятся к солнцу, при случае скрываясь в траве от палящих лучей. И рыжего кота никто не гонит с подоконника, хотя он всякий раз, забираясь на свою любимую лежанку, наверняка цепляет петли на дорогой занавеске.
Владе казалось еще, что в доме этом непременно должны жить очень хорошие, добрые люди. Жить в полной гармонии друг с другом и в ладу с самими собой. Они уж точно не стали бы скандалить из-за уродливой чайной кляксы на чистой скатерти. Не тащили бы за волосы в темную кладовку под лестницей только за то, что ее нож трижды за ужин упал со стола. И уж точно не обезопасили бы себя изуверским способом от дележа имущества при возможном разводе, как это сделал однажды с ней Игорь Андреевич.
Там живут хорошие люди, решила напоследок Влада, поднимаясь со скамейки. И они ни за что не подумают о ней гадко и плохо, если и обнаружат ее неослабевающий интерес к их обители. Обители вольнодумцев…
Глава 2
— Слышишь, что говорю тебе, или нет?! — визгливый голос Леночки перекрыл гул стиральной машины. — Эта чокнутая снова здесь ошивается.
— Почему сразу чокнутая, Ален?
Он с трудом оторвал взгляд от мелькающих на мониторе цифр. Выглянул в окно, увидел очень красивую и очень печальную женщину. В очередной раз пожалел ее, посочувствовал ее печали и снова уставился в компьютер. Ему было некогда разговаривать с Леночкой. Некогда бередить душу, пытаясь понять, что заставляет незнакомку подолгу просиживать напротив его окон на скамеечке. Некогда, некогда, некогда…
Зато у Леночки времени было предостаточно. Времени, здоровья и злого задора, обильно сдобренного ревностью.
— Слушай, милый, а это она не к тебе сюда день за днем таскается, а? Ведь как на службу, каждый день. Как на службу. Придет, усядется, все осмотрит, а потом Рыжему улыбается. Нет, если не к тебе, то точно чокнутая. Чего молчишь, ответь что-нибудь!
Она не отстанет ни за что. Такая у его Леночки натура. Хочешь не хочешь, а хотеть надо, любила она повторять со смешком. Свободен ты, нет, но разговору с ней удели время. Бороться с этим было невозможно. Вот и сейчас. С тщательно завуалированным раздражением он задвинул клавиатуру под крышку стола. Развернулся на вращающемся кресле в ее сторону и вежливо поинтересовался:
— Что ты хотела бы услышать от меня, Алена?
— О господи, начинается! — взорвалась она тут же, запрыгнув на диван с ногами. — Ненавижу, когда ты такой!
— Какой?
— Снисходительно-вежливый, мать твою! — Она нацелилась кончиками пальцев себе в грудь, которой было слишком много, на его взгляд. Слегка потюкала ими и прошипела с яростью: — Думаешь, я никому, кроме как тебе, не нужна, да?! Думаешь, ты один такой добродетельный нашелся? Или простить мне не можешь, что ушел от жены своей сирой?!
— Ну при чем тут Элла?
Он и правда удивился, как удивлялся всякий раз ее умению начинать за здравие, а заканчивать за упокой. Предметом теперешней беседы вроде бы изначально была незнакомка, что регулярно усаживалась на скамейку подле их дома.
С чего вдруг Алене приспичило перескакивать на тему подло брошенной им жены? Главное, зачем? Все уже выяснили несколько лет назад. Он — для себя. Она — для себя и за него тоже. К чему снова ворошить старое? Снова хочет сделать ему больно или в очередной раз пытается вывести его из себя? Так с последним бесполезная затея, а первое…
Первое давно покрылось уродливыми шрамами, напоминающими коросту.
— У меня достоинств масса, милый! — продолжала живописно раздувать крохотные ноздри точеного носика Леночка. — Захочу, завтра переселюсь из этой халупы кое-куда покруче. Что скажешь?
Он давно уже перестал бояться ее угроз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13