— как бы про себя сказал Беднов, кладя на плечи жены свои тяжелые ладони. — Я никогда этого не прощу!
Наталья-старшая выпрямила спину, пытаясь преодолеть тяжесть, давившую ей на плечи, и горько сказала:
— Ну, разумеется! Ты! Здесь все принадлежит тебе и крутится вокруг тебя! Ты, наверное, забыл, что детей приносит не аист и я — мать? Это мой ребенок, понимаешь?
Беднов убрал руки и несколько секунд рассматривал отражение жены в зеркале.
— Я все понимаю, — сказал он наконец. — Но здесь, действительно, все принадлежит мне. И этого не стоит забывать…
Он повернулся и вышел из спальни жены, не дожидаясь, ответит она или нет. Еще осторожнее он прокрался в спальню дочери и, не потревожив ее сна, ласково погладил разметавшиеся по подушке золотистые, как у матери, волосы.
Ангелина Ивановна исподволь, но неусыпно наблюдавшая за его перемещениями по дому, как всегда оказалась на высоте, и, когда Беднов добрался до кабинета, кофе был подан — свежий и горячий.
Сенбернар Трофим, уже давно учуявший присутствие хозяина, пришел в волнение и, поднявшись во весь свой гренадерский рост, положил лапы ему на грудь и лизнул в нос. Андрей Борисович потрепал его по загривку и устало опустился в кресло.
— Сейчас, Трофим! — сказал он. — Кофе выпью, и пойдем, прогуляемся… Ты ищи ошейник!..
Беднов нажал на кнопку автоответчика. Сначала зашуршала пленка, а потом зазвучали разные голоса тех, кто пытался днем разыскать его по этому номеру. Ничего примечательного не было — напомнил о себе старый партнер, с которым Беднов прервал деловые отношения ввиду неаккуратности и необязательности этого человека — теперь он пытался предложить какую-то сделку. Беднов пропустил его деловую скороговорку мимо ушей. Затем позвонил директор детского дома, каким-то чудом раздобывший его номер, и сбивчивым голосом умолял помочь с ремонтом. По-видимому, ему не удалось застать Беднова в офисе. «Надо как-нибудь туда заехать, — лениво подумал Андрей Борисович, — посмотреть, чем там можно помочь». Следующий звонок был из муниципального собрания — звонил дружок, депутат, и приглашал в воскресенье на шашлыки. «Этому что-то нужно, но поехать придется, — решил Беднов, — мне тоже кое-что надо».
А потом он услышал чей-то неприветливый и совершенно незнакомый голос, который торопливо произнес: «Беднов?» — и замолк. Затем он снова заговорил, но произнес всего одну фразу: «Ладно, Беднов, я только хочу спросить — помнишь ли ты дни золотые?» — и после короткой паузы положил трубку.
Андрей Борисович невольно замер и поставил на стол уже поднесенную к губам чашку. Он немедленно прокрутил пленку назад и еще раз выслушал идиотский вопрос. На лбу его появилась озабоченная складка. Этот голос точно не был ему знаком, но Беднов сразу понял, что тут что-то не так.
Он уже давно крутился в бизнесе, знал все его тонкости и ловушки и шкурой чувствовал опасность. Именно ее он чувствовал и сейчас, хотя и не мог себе объяснить, откуда это ощущение. У него было полно врагов, но всех он держал в кулаке, давно и прочно, и пуще всего на свете эти люди боялись показать себя его врагами. Никто в этом городе не рискнет становиться у него на пути, а тем более донимать дурацкими звонками.
И вообще, случайный идиот никак не сумел бы позвонить сюда. Домашнего телефона нет в справочнике. Розыгрыш Беднов отметал сразу — розыгрышей он не переносил, и все друзья знали об этом твердо.
И тем не менее кто-то позвонил ему, Беднову, и спросил, помнит ли он дни золотые. Ему есть что вспомнить, но дней, которые можно было бы с чистой совестью назвать золотыми, в его жизни было совсем немного. Ясно, что не о них шла речь. Звонивший вкладывал в свои слова определенный тайный смысл, надеясь, что Беднов без труда разгадает его.
Андрей Борисович неприязненно посмотрел на телефон, потом вытащил из автоответчика кассету, бросил ее в ящик стола и запер ящик на ключ. На его совести было чересчур много такого, о чем не хотелось вспоминать, а тем более догадываться.
Подошел Трофим и, напоминая о себе, положил хозяину на колени лобастую голову. Беднов рассеянно провел ладонью по теплой собачьей шкуре и сказал:
— Да, Трофим, пора! Сейчас идем…
Пес метнулся в сторону и поднес в зубах широкий кожаный ошейник с золоченой пряжкой. Андрей Борисович обернул ремень вокруг мощной собачьей шеи, пристегнул поводок.
— Ну, вот, зверюга, — сказал он с грубоватой нежностью. — Пойдем теперь, обойдем границу…
Утром и днем с псом гуляла прислуга, но вечерние прогулки с хозяином Трофим любил больше всего. Ходили они всегда по одному и тому же маршруту — описывали восьмерку вокруг двух прилежащих кварталов и возвращались домой. Охраны с собой Беднов никогда не брал, справедливо полагая, что от киллера никакая охрана не спасет, а от случайной шпаны он сам в состоянии себя защитить. Да и вряд ли кто-то захочет связываться с крепким мужчиной, который ведет на поводке огромного пса без намордника. По крайней мере до сих пор такого любителя не находилось.
Они вышли из дома — оба солидные и неторопливые — пес и мужчина. Размеренно дошагали до железных ворот, где охранник Володя не преминул загодя выскочить из своей будки, чтобы заботливо осведомиться: «Гулять отправились, Андрей Борисович?», хотя это было очевидно.
— Надо! Надо обойти на ночь границы, — добродушно ответил Беднов. Это была его обычная шутка.
— Трофим! Утю-тю! — льстиво сказал Володя и побежал открывать ворота.
Беднов с собакой вышли в переулок.
1 2 3 4 5 6 7 8