Но Степан снова уходил, и мы невольно смотрели ему в спину. Дверь закрывалась, и нервически-чувствительному от затворничества уху чудился чавкающий лязг тюремного замка...
Да, надобно упомянуть, что бедного Фундуклиди опять обманули. Будучи не в восторге от тонкого слуха детектива, Хряпов денька через два уговорил меня перебраться в его комнату - под крылышко к греку, а сам отбыл в апартаменты, первоначально отведенные мне (Степан полдня таскал вороха галстуков и рубашек и дюжины безделушек). Правда, к ужину обида детектива прошла (очевидно, ее сломал аппетит), и, таким образом, бильярдный стол остался в бильярдной, под низким пыльно-зеленым абажуром.
7.
- Надобно осмотреть дом, - сказа Фундуклиди.
Он сказал это после того, как долго мерял ногами пол в библиотеке, где мы трудно привыкали к монашеству.
Ко мне привычка всё не приходила. Судите сами: целыми днями охотиться по городу ("Газетчик - что волк: его ноги кормят", - говаривал Буз) - и вдруг оборвать разом всяческое движение, оставив за собой лишь тридцать шагов от столовой до гостиной. Ей-богу, если бы Хряпов предложил мне поставить в комнате колесо, наподобие тех, что помещают в клетки белкам, я согласился бы.
Угнетала, кроме того, узость круга присутствующих лиц. Привычки Фундуклиди и Хряпова быстро прояснились и не сулили особенно приятного. Хряпов перебивал и любил рассказывать только о себе. Грек чавкал за столом и занудствовал. Мой нрав, думаю, тоже не попал в резонанс с сердцами обоих компаньонов. Поэтому мы всё чаще занимались каждый своим делом. Фундуклиди курил хозяйские сигары и листал с конца иллюстрированные журналы, рассматривая рекламы бюстгальтеров, ребусы и натужные юморески. Хряпов разбирал письма от управляющих предприятиями и на счетах множил свои капиталы. Я же отдал заслуженную дань хряповским книжным полкам и читал все подряд, по привычке выдергивая из строк чужие ловкие мысли для грядущих корреспонденций.
Сближал нас вечер, когда дом быстро заливала тьма и в свете ламп ярче обнажался профиль одиночества. Тогда мы бросали книги, счеты и журналы и садились играть в карты, жуя бессмертные изобретения графа Джона Сэндвича. Иногда Фундуклиди готовил всем крамбабулий - вдохновенный и прекрасный напиток бедных студентов...
Итак, Фундуклиди долго шагал, напевая под нос что-то про "агапас" - я знал уже, что по-гречески это означает любовное, и сказал:
- Надобно осмотреть дом!
К этому времени прежняя прихоть детектива уже была выполнена: Степан под строгим надзором Фундуклиди поставил на окнах новые задвижки, заложил засовами лишние двери, а у черного хода свинтил наружную ручку. Вот почему, когда мы с Савватием Елисеевичем поглядели на неугомонного грека, в глазах наших было удивление, отсвечивающее раздражением.
- Как, Михаил Ксантиевич! Мы же только что...
- Да, да! - жестикулируя и перебивая нас заговорил грек. - Мы приколотили несколько задвижек. Да-с... Ну и что? В конце-концов, эта операция совершенно бессмысленна.
Я почувствовал легкую дурноту. Хряпов, ручаюсь, тоже.
- Как? - воскликнули мы с ним в один голос, словно Бригитта с Лаурой в "Иоланте". - Стало быть, по вашему настоянию была проделана пустая работа?
- Вы цепляетесь к словам, - важно сказал Фундуклиди. - Позвольте, я возьму сигару - она помогает мне думать... Да-с, господа, вы не вникаете в суть моих мыслей. Укрепление задвижек необходимо, но это, с позволения сказать, азбука безопасности. Мы же должны смотреть глубже. Да-с!... Я подозреваю, господа, что в доме еще остались лазейки, через которые надеются проникнуть злодеи. Иначе, спрашиваю я, разве стали бы они так нагло назначать день нападения?
Мы с Савватием Елисеевичем ничего не ответили, подавленные добротной логикой детектива. Потом Хряпов промолвил:
- Но через какие же неведомые пути, вы полагаете, могут проникнуть в дом злодеи?
- О-о! - зарычал Фундуклиди, словно рассказывая страшную сказку. - Вы еще не знаете, какое коварство осеняет нарушителей гуманности и общественных законов! О!...
Мы в самом деле не знали. Михаил Ксантиевич охотно приоткрыл нам тяжкую дверцу таинственного арсенала злодейства. Тут были подземные ходы, слуховые окна, переодевания под слуг... Однажды преступник проник в дом, забравшись (представьте себе!) в шкап, купленный хозяином накануне. Так, в шкапу, он прямо из магазина и перекочевал в дом...
- Ну, это уж прямо из рассказов о Пинкертоне! - позволил я себе усомниться.
- Ну и что! Ну и что! - попался вдруг Фундуклиди. - А в настоящей жизни, господа, и не такое случается. Еще как-с!
- А если мы не собираемся покупать шкапов? - спросил Хряпов.
Фундуклиди ничего не сказал, лишь обиженно развел руками.
Наступила пауза. Словно для того, чтобы заполнить наше молчание, часы на стене проиграли полдень.
- Двенадцать... - зачем-то объявил я.
- Надобно осмотреть дом, - отозвался Фундуклиди.
- Ладно, - сказал Хряпов, чтобы кончить этот разговор. - Я скажу Степану... - начал он, но грек замахал сигарой так, что вычертил в воздухе огненный зигзаг.
- Нет, нет, нельзя! Это должны делать только мы! Потому что... потому... - он вдруг заморгал, нахмурился, посмотрел на свой подъятый перст и, понизив голос, закончил: - Этого требуют соображения безопасности!
Хряпов сморщился - боже, как вы мне надоели! - и сказал:
- Ладно, пусть будет по-вашему. В конце концов, устроим себе что-то вроде развлечения.
К своему стыду, я почувствовал, как кто-то маленький и трусливый повторил где-то под ложечкой: пускай!... на всякий случай... Я поспешил задавить это мерзкое, доселе неизвестное существо тем, что насмешливо выпалил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33