- Может быть, в доме найдутся... гм... подручные средства?
В этот момент детектив издал мычание.
- В-вот, - сдавленно сказал он. - Диван, - и потискал толстыми пальцами подушку. - Можно вот этим...
- Что? Диван растащить? - нахмурился Хряпов.
Фундуклиди скис.
Наступило неловкое молчание. Все отвели глаза. До чего же гадок миллионщик, жалеющий какой-то дурацкий диван для нужного дела!
Наконец Хряпов одумался и произнес:
- Э... что ж, эта подушка... гм, подайте-ка ее сюда! Так вы полагаете, что ее можно использовать?
- Полагаю, - кивнул Фундуклиди. - Позволите?
- Валяйте.
Грек взял подушку, подмял ее к животу, потискал и, наклонясь, принялся запихивать в нутро камина. Подхватив каминные щипцы, он стал толкать ее вверх щипцами, затем помог ногой, затем щипцами опять.
- Осторожней, - не выдержал Хряпов. - Рвется. Слышите: треск!
- Ф... фсе ф порядке, - с ветром выдохнул грек, выпрямляясь, и отошел от камина.
Подушка исчезла в трубе.
- Давайте другую, - распорядился Хряпов.
Грек схватил еще одно полосатое спасение и понес было к каминной утробе, но Савватий Елисеевич перехватил его на полпути.
- Теперь уж позвольте мне. Вы наверняка криво засунули. Петр Владимирович, подсобите!..
Через час мы заткнули почти все трубы в доме. К счастью, у Хряпова в особняке оказалась для этого уйма подходящих вещей: диванные подушки, ковры-дорожки, скатерти, книги... Обидно, конечно, было мазать сажей великие продукты человеческой мысли, но на карту была поставлена наша жизнь. А жизнь, что ни говори - самое великое чудо. Доведись любому из вас почувствовать гибельную угрозу и, я уверен - самым дорогим сердцу он пожертвует, не сожалея ни о чем в этот миг. Да-с. Любой, я уверен. А разве нет?
Мы закрыли вьюшку у печи в людской и, нащипав щепок, заклинили ее намертво.
Хряпов, очевидно, чувствовал себя неловко за первоначальную безрассудную идиотскую скупость и теперь нарочито корчил ухаря-купца, покрикивая у последнего камина:
- Это что там? Халат мой с кистями? Тащи его сюда, щели конопатить. Как в песне поется: пей-пропивай, пропьем - наживем!...
18.
Вот уже несколько дней, как я иногда ловлю на себе косые взгляды Фундуклиди... Готов спорить на что угодно: после этой дурацкой истории с болваном-Васькой Беспрозванным, грек питает ко мне недоверие. Может даже подозревает в пособничестве злодеям. Да-с, можно себе представить и такое, зная его полицейскую душу!
Однако, ну и ситуация складывается! Ведь я тоже подозреваю его после той встречи на чердаке и после того, как застал его вместе со Степаном. Не подавал ли он, кстати, тогда, на чердаке, знаки людям, находящимся вне дома?.. Вчера я заметил: они снова шептались со Степаном...
Ну и положение, прямо мысли штопором закручиваются!...
19.
Письма стали приходить чаще - по одному в три дня. В них не было истерических нот или напыщенного тона - они просто были наполнены спокойной, уверенной злобой и угрозой. Пробежав их содержание, Хряпов через силу пренебрежительно пожимал плечами, Фундуклиди искал отпечатки, и все боялись.
С каждым днем мы чувствовали, как растет в нас мутный, суеверный страх. Это был страх, подобный тому, что будоражит мужиков, когда по деревне пронесется слух, что "грядет армагеддон". Мы изо всех сил пытались оттолкнуть эту липкую, холодную, рыхлую амебу, но страх наваливался и давил.
Мы стали плохо спать, к завтраку выходили с нездоровым цветом лица и досыпали днем. Мне все время являлся во сне Булкин и какие-то дикие мистерии. Моих компаньонов, очевидно, посещали видения не слаще. Когда я однажды в шутку спросил Хряпова, скольких булкиных он видал нынче ночью, он вдруг вспылил и ответил: "Да при чем здесь Булкин?"
Действительно, при чем? Мало ли отчего может томиться совесть денежного туза: кто знает, скольких он пустил по миру или уморил? А наш злодей Булкин лишь потащил за собой ворох разных воспоминаний - вот и мучается Савватий Елисеевич...
За столом нас уже не привлекала болтовня. Всё чаще мы безмолвно ели, уставясь в тарелки. Мы стали раздражительны. Бывали минуты, когда у кого-то нервы начинали трепетать, как пружины. Фундуклиди - даром, что детектив стал совсем неважен. Вчера во время ужина я по нечаянности уронил на паркет ложку - он вздрогнул и побледнел так, что мы с Хряповым испугались. Хотя грек и уверяет, что это случайность, Савватий Елисеевич велел Степану дать ему валериановый отвар.
Положительно, мы сходим с ума.
20.
Я очнулся и лежал с открытыми глазами. Последний Булкин в сапогах бутылками, скорчив злобную гримасу, растаял на бледном потолке.
Царила тишина. В окно бесстрастно глядела рябая от звезд Вселенная. Стучали невидимые часы, и этот педантичный звук разгонял химеры. Лишь только раздражала скользкая холодная испарина на спине и груди - след только что пережитого во сне ужаса.
Я откинул одеяло и сел.
Из приоткрытой форточки - бррр! - тянуло холодом. Я поспешно влез в халат - сразу стало тепло, только липла к спине дорогая хряповская пижама.
Захватив полотенце, что давеча оставил на кресле, я отворил дверь - и сразу замер на месте. Ночной коридор был необычен, озарен каким-то призрачным сиянием. Сияние исходило из-под фундуклидиной двери.
Вот-те на! Грек не спит?
Есть немало родов людей лунатического толка. Одни зачитываются до умопомрачения французскими романами, другие черпают в глубоком омуте ночи вдохновенные образы. Фундуклиди для подобного расточительства чересчур обстоятелен. Он серьезно относится к жизни, то есть - к еде, питью и сну, которые он недвусмысленно под нею понимает. Но есть еще люди, любящие покров ночи, про которых говорят:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33