— Все в порядке, — весело, даже игриво сказал он. — Ты пока поезжай домой и приготовь что-нибудь вкусненькое.
— Зачем? — удивилась она.
— Потому что я пригласил его к тебе в гости.
— Кого? — не поняла Карина.
— Колю Клеточкина. Должен же он взглянуть на свою дочь. Я ему сказал.
Пожалуй, его забавляло то, что он говорил. Но Карина восприняла эти слова совсем иначе. Она смотрела на Алексея столь ошарашенно, что тот засмеялся.
— Пустяки, чего ты волнуешься? Это самый удобный способ поговорить с ним серьезно. Сейчас он размяк и отправился выпить. И еще не вполне соображает, что случилось. Радоваться ему или огорчаться? Я бы на его месте тоже напился.
— Ты идиот, — наконец проговорила Карина. — Для чего ты все это затеял?
— Чтобы спасти фильм. И сценарий, — усмехнулся он. — И потом, ты ведь не уверена, что именно он является отцом Гали? Так чего же беспокоиться? Скажешь, в конце концов, что никто не собирается подсовывать ему взрослую дочь. Тем более чужую. Что я пошутил или действительно идиот. Можешь говорить что угодно. Главное — убрать его отсюда, пока он не наломал дров. А я приеду чуть позже и вправлю ему мозги на место.
— Ты, мой милый, достойный правнук Бергера, — сказала Карина.
— Просто я быстро соображаю и принимаю конкретные решения. Поезжай домой. Он ввалится к тебе через час-два. Думаю, к этому времени не успеет наклюкаться. Впрочем, я его сам довезу до багажного отделения.
— А что я скажу мужу? — в раздумье спросила Карина, начиная принимать этот план.
— Да нет у тебя никакого мужа! — махнул рукой Колычев. — Что-то за всю ночь ни разу не заглянул в комнату. Хорошо бы дочка оказалась на месте. Хотя можно обойтись и фотографией.
— Все-таки ты свинья! — Карина пробовала оттолкнуть его, но он все равно поцеловал в губы.
— Иди. Вино мы сами купим.
Подождав, пока она выйдет из вестибюля, Колычев отправился на поиски Клеточкина. Нашел он его в баре киностудии. Перед режиссером стояло несколько пустых бокалов, но на подходе были полные. В бар заглянул Ермилов, взял минеральную воду, покачал головой.
— Иди ты в жопу! — сказал Клеточкин. — Что, язва замучила?
— Я с Вами не хочу разговаривать, — ответил продюсер и, гордо вздернув подбородок, удалился.
— Ты чего-то совсем вразнос пошел. — Колычев присел рядом с Николаем.
— Она уехала?
— Не знаю, чего она хочет, но будет ждать. Ты через час еще будешь держаться на ногах?
— Конечно. Но машину поведешь ты.
Клеточкин бросил на стойку ключи. Алексей убрал их в карман.
— Знаешь, что я решил? Продолжать снимать этот фильм! — сказал Николай, замотав головой, как бык на привязи.
— Конечно, — согласился Алексей.
— На другой студии, — добавил режиссер. — Это наш сценарий, и Ермилов не может им пользоваться. Даже в туалете.
— В туалете сгодится любая бумага, — заметил Колычев. — Не обольщайся.
— Чтобы они продолжали съемки с другим — нужны две наши подписи. Клеточкин заметно пьянел.
— И они ни одной не получат, — подсказал Колычев. — Не бери в голову. Ты разве не рад, что у тебя появилась дочь?
Режиссер залпом выпил бокал и сердито уставился на Алексея.
— Чего ты все лезешь не в свои дела? — спросил он, наливаясь краской. Рад — не рад, что это вообще меняет? У них — семья, а у меня ее нет, хотя и женат, и у тебя — нет и не будет.
— А мне она и не нужна, — усмехнулся Алексей.
— Что же тебе нужно?
— Ты.
Режиссер опрокинул второй бокал и долго соображал.
— Фильм, — поправился Алексей. — А то еще не то подумаешь.
— Ладно, что тебе там надо подписать? — кивнул режиссер. — Новую заявку?
— Я же тебе говорил. — Колычев вытащил из кармана сложенные листки. Хочешь, прочту?
— Не надо. Наверняка снова какая-нибудь ерунда. — Клеточкин достал ручку. — Опять куклы?
— Кто же еще? — усмехнулся тот. — И второй экземпляр.
Расписавшись, режиссер грузно встал и, пошатываясь, направился в туалет. «Конечно — ерунда, о которой даже смешно говорить», — подумал Колычев, развернув один из подписанных листков бумаги. На нем крупными буквами было отпечатано: «В моей нелепой смерти прошу никого не винить».
Драгуров пошевелился, чувствуя, как затекли руки и ноги, но голова больше не гудела, сознание вернулось, резкость зрения — тоже. Снежана улыбалась, глядя на него.
— Извини, — поспешно сказала она. — Я и не думала, что на тебя это так подействует.
— Что это было? — спросил он. — Что ты играла? Зачем?
— Так… Один парень научил, в консерватории. Он бурят.
— Ты хочешь сказать — кришнаит? — поправил Владислав.
— Кто его разберет! — беспечно отозвалась Снежана, присаживаясь рядом с ним. — Скорее, буддист. Очень способный студент. Он мне говорил, что из древнегреческой теории музыки можно вывести основу некоей заматериальной формулы, или мантры. То есть, коль скоро мы знаем главную тональность — ноту какой-то сущности, будь то стихия, предмет или божество, мы способны, используя тональность, воздействовать напрямую на эту сущность. Добиваться чего-либо в порядке приказа, повеления. Интересно, да? А если это предмет неживой, вроде куклы, то можно определенными частотами разрушить его. И вообще… Музыка оказывает на мозг поистине магическое влияние. Можно было в этом убедиться, наблюдая за тобой.
— Вот уж спасибо! — сердито усмехнулся Драгу-ров. — В следующий раз будь, пожалуйста, осторожней. Все эти восточные ритмы, звуковые колебания очень опасны. Я читал об этом в «Тибетской книге мертвых». Технология послесмертного общения душ с нечеловеческими сущностями, вот что это такое. Ты даже не знаешь, что только что исполняла древнеиндийский обряд «пра-на-пратихштха».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103