Даже от Отаре Мголаблишвили, который был готов поддерживать его борьбу. Николай слушал, кивал головой, переспрашивал, долго думал.
— Чего ты хочешь? — спросил наконец.
— Твоей поддержки. Твоего опыта, прежних связей. Твой ум.
— Я думал, что со всем этим для меня уже покончено, — произнес тот. Видно, ошибся. Думал: спасайся теперь сам. Но куда ж деваться, если вокруг все горит?
— Значит, согласен?
— Иного выхода нет, — кивнул Сабуров. — Будем работать вместе. Но только на этой акции. Дальше — поглядим.
На этом они и договорились. Вскоре приехал Каратов, и три головы заработали вместе. Корочкин поставил интереснейшую информацию о том, что одна из встреч у Мовлада запланирована с Литовским, очевидно, именно на ней будет обсуждаться вопрос о передвижении наркотиков, поскольку без их поддержки чеченцу не обойтись.
— Вот самый удачный случай, — сказал Сабуров. — По Литовскому давно топор плачет, а плаха смеется.
Кононов согласился. Удобнее всего обозначить именно эту связку, придать ей политический резонанс. Но как практически выполнить задуманное? Пока им было создано нечто вроде оперативного штаба, куда стекалась вся информация, анализировались различные варианты. Сабуров, используя свои прежние связи внутри ФСБ, неотступно «следовал» за Литовским, даже сидя в «Домике» и обсуждая детали с Игорем. Каратов «колдовал» над электроникой; Леша, имея наработки в Чечне, получал данные о действиях Мовлада; вся технически материальная база лежала теперь на Прокторе. Но главным источником информации по-прежнему был Корочкин. Он стоил того, что проглатывал, а «прожорливости» его можно было только позавидовать. Все предполагаемые места встреч Мовлада и Литовского были тщательно изучены. Рябой, Петро, Длинный, Игорь-маленький, Дима работали, не покладая рук, шныряя по гостиницам, отелям, закрытым клубам, загородным ресторанам, где когда-то любил бывать Мовлад, и которые теперь посещал Литовский. Наверняка они встретятся где-нибудь в одном из этих мест. Для каждой точки нужно было разработать свою схему. Свой вариант действий.
За напряженной работой Игорь даже не успел толком поинтересоваться у Каратова — как там с Лерой?
— Да все в порядке, — отозвался он. — Нравится ей Америка, и по-английски уже чешет без остановки.
— Ну-ну… — задумчиво бросил Игорь.
— Вот только с Аликом живут, как кошка с собакой, каждый в своей комнате, носа на другую половину не кажут. Постоянно ссорятся. Боюсь теперь, не убили бы друг друга, пока меня нет.
— Ничего, помирятся, — махнул Игорь. Проблемы, стоящие сейчас, были важнее.
Сабуров и Кононов теперь напоминали связку альпинистов, взбиравшихся по отвесной скале. Страховочная веревка — их отношения, переросшие в дружбу. От ее прочности зависело то, будет ли достигнута цель? Достижима ли она вообще той ценой, которая была поставлена? Дело даже не в Мовладе, не в любом другом недруге и ненавистнике России, а в возможности явить обществу хоть какую-то попытку сопротивления, указать путь не компромисса и постоянного отступления назад, а дорогу воина. Даже один человек, выходящий на поле боя, способен своей подвижнической жизнью и осмысленной смертью поднять склоненные к земле покорные головы. И Кононов был готов пойти на крайние меры, чтобы доказать это. Сейчас для него не существовало ни его прошлого, ни будущего, ни несбывшейся любви, ни присущего всякому живому существу страха. Только ненависть.
Игорь вспоминал происшедшую не так давно беседу с отцом Иринархом. В ответ на постоянно гнетущий его душу вопрос: могу ли я до такой степени срастись с насилием, что даже убийство — величайших грех — не останавливает меня на пороге разума и безрассудства, и как умирить разрываемое пополам сердце? — старец ответил ему словами святого Иоанна Златоуста: «Если услышишь, что кто-нибудь на перекрестке или на площади среди людей хулит Христа Господа, подойди и пресеки. Если и насилие над ним совершить придется — не избегай — ударь по лицу, дай пощечину, освяти свою руку раной». Смысл сказанного был понятен, хотя в данном случае речь велась вовсе не о пощечине. Об убийстве. Но не несли ли и они, эти люди — Мовлад, Литовский, Аршилов, банкир Лозовский, сотни других, от верховного правителя Кремля до его тайных и явных слуг, связанных между собой паутиной нитей, и идеологические разработчики губительных программ в смокингах, и исполнители в камуфляже, и судьи, обслуживающие закон, и уголовники, тесно общавшиеся с Кононовым, и многие другие безумцы, поставившие перед собой вместо светлого лика, оскалившуюся личину, — не несли ли они в своих головах, руках и карманах смерть? Кто же вступится, противостоит им?
И Игорь сделал выбор. Когда он узнал от Корочкина, что по последней достоверной информации встреча между Мовладом и Литовским состоится в загородном бизнес-клубе «Моника» (названном так, очевидно, в честь любимой стажерки Клинтона), то почти облегченно вздохнул. Он знал это место, слышал о его «деловой» репутации, там постоянно велись какие-то полусекретные переговоры, вплоть до высшего уровня, от которых потом по всему пространству России расходились мутные круги, вызывавшие новые потоки крови и слез. Бизнес-клуб принадлежал банкиру Лозовскому. Судя по всему, и он тоже будет присутствовать на этой встрече. Без него никак не может обойтись столь важное совещание. Это подтвердил и Корочкин. Кроме того, он сказал, что намечается небольшая пресс-конференция, поскольку Мовлад все-таки является официальным посланником чеченского президента. Место и время определилось.
— Все!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80