"Белые обрывы Довера". "Пенсильвания, шесть- пять- ноль-ноль".
- В "Бабскую обитель" с инструментом не примут, даже если он не работает, - заметил Гибсон Хэнд.
- Это правда, - согласился бедный старый Кэл Гринберг.
- Но если ты посадишь ее с мужиками, то кончится тем, что все сигареты в тюрьме перейдут к ней, - заметил Бакмор Фиппс.
- Это тоже правда, - согласился бедный старый Кэл Гринберг.
Когда Шульц с Глорией Ла Марр возвратились из туалета, она сама решила проблему. Она сказала, что предпочитает мужскую тюрьму, потому что она такая высокая и женщины будут обращать на нее внимание.
- Но Глория, там же полно животных, - воскликнул Шульц, а Саймон решил взять его с собой в полицейскую академию побегать по стадиону, и попариться, и, может, отмутузить его на борцовском ковре, чтобы как следует вправить ему мозги.
Когда за ней приехали полицейские, чтобы забрать в мужскую тюрьму, Глория трепетала, как огромная колибри, и называла Шульца по имени, и обещала, что признает себя виновной в ограблении (которое произошло до ее перехода в противоположный пол), только чтобы не причинять ему дополнительных хлопот. Она тепло пожала Шульцу руку перед тем, как полицейские надели на нее наручники и увели.
- До свидания, Глория, - печально сказал Шульц.
- До свидания, Гюнтер, - застенчиво сказала Глория.
- Знаете что? - заметил Сорро Гарсиа. - Если эти двое поженятся, у них будут дети такие же огромные, как Кинг Конг, почти что.
После того, как Шульц с Саймоном закончили всю бумажную волокиту связанную с Глорией Ла Марр, они были потрясены, когда обнаружили, что до конца смены осталось еще целых три часа. Саймон сказал Шульцу, что пора кончать с этой поганой эффективностью. Она ужасно удлиняет рабочий день.
Но Шульц, обычно не отстававший от Саймона в занудстве, нытье и всевозможных жалобах, был странно спокоен, пока они ехали из Управления обратно в Голливуд.
- В чем дело? Ты думаешь о Глории? - ухмыльнулся Саймон, оторвавшись от дороги и взглянув на напарника.
- Я думаю о деле Биллингса.
- С какой стати ты о нем вспомнил?
- Никак не выходит из головы.
Самуэль Биллингс был хозяином заправочной колонки. Она стояла на отличном месте, прямо на Коул авеню. Шульц с Саймоном его немного знали, потому что в недалеком прошлом расследовали ограбление, когда какой-то добросердечный грабитель лишь обругал да немного помял Биллингса, а не избил его рукояткой пистолета или ногами, не заколол и не застрелил его. Биллингс зарабатывал около двух тысяч в месяц, и орды вооруженных голливудских мародеров, входили в его положение, и не слишком часто отнимали у него выручку. Самуэль Биллингс был примерным отцом, Оптимистом с большой буквы, членом Ассоциации учителей и родителей. Два его сына учились в колледже, он помогал теще и вообще жил припеваючи. Пока не почувствовал себя виноватым за ту удачу, которая ему выпала, но которая была совсем не удачей, а результатом того, что он вкалывал по шестнадцать часов в те дни, когда считал, что отдыхает.
Поэтому он вступил в местное отделение Общества помощи бывшим заключенным и нанял Уилфреда Джеймса Бойля, вышедшего из тюрьмы Соледад шесть месяцев назад и проклинавшего смертельно надоевшую ему черную работу от и до, с копанием в грязи и смазке. Как он может наслаждаться жизнью, если все время надо оплачивать счета за услуги? Или беспокоиться о получении водительских прав? Как он может расслабиться, если надо раз в месяц пересылать деньги квартирной хозяйке? Разве можно спокойно терпеть сам факт того, что надо платить деньги за то, чтобы переслать эти сволочные деньги? А подоходный налог! В этом году (если ему посчастливится не попасть обратно) он впервые должен будет заполнять справку о доходах. Сама мысль об этом наполняла его такой тоской и яростью, что ему хотелось завизжать, и закричать, и побежать прямо по Коул авеню с расстегнутой ширинкой. Или схватить за задницу первую же бабенку, которая войдет и попросит бензина на два с половиной доллара. Или двинуть по роже первому же гомику, который прикатит на велосипеде и попросит накачать шину.
Уилфред Джеймс Бойл расстался со своей занудной рабочей семьей в Тулсе, когда ему исполнилось пятнадцать лет. За последующие восемнадцать он побывал в одиннадцати тюрьмах, и худшая из них, Фолсом, была лучше, чем этот занудный дом на Глендейл, где жил Самуэль Биллингс со своей занудной женой и своими занудными детьми и думал при этом, что он в раю (грязном раю для свиней, по мнению Уилфреда Джеймса Бойля). И здесь у Уилфреда Джеймса Бойля, у человека, патологически не приемлющего общественную мораль, хватило ума, чтобы увидеть то, с его точки зрения, уродство, которым гордятся самуэли биллингсы: совесть. Для Уилфреда Джеймса Бойля это было все равно, что родиться хромым и косым, а Самуэль Биллингс надоедал ему своими нравоучениями, о том, как счастлив человек, у которого она есть.
Как и три четверти рецидивистов с психическими отклонениями, которые проводят большую часть жизни за каменными стенами и колючей проволокой, Уилфред Джеймс Бойл нуждался в своей версии Абсолютного порядка. Который представлялся ему как порядок тюремный. И когда он оказывался во время "отпусков" на улице, то есть жил на свободе между отбытиями наказания, он нуждался в "действии". Отними у меня свободу или дай... "действие". Балдеж. Кураж. Кайф.
Шульц с Саймоном считали, что вначале у него не было намерения стрелять в Самуэля Биллингса. Вероятно он сменил три покрышки, раза четыре заправил масло, помог отрегулировать мотор и сказал, плевать: свой мотор барахлит. Ему нужна разрядка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71