Я снова посмотрел в микроскоп и задумался: что же за послание эти крохотные раковинки передали моему другу? Глубоководный песок на подушке убитой женщины! Что может быть более неуместным? Какая может быть связь между омерзительным преступлением, совершенным в восточном Лондоне, и дном «моря без приливов»?
Тем временем Торндайк выдавил еще замазки на свои кусочки воска (я решил, что именно их он на моих глазах так осторожно заворачивал в бумагу); затем положил один из них на стеклянную пластину замазкой вверх, а два других поставил вертикально по обе стороны первого. После этого, выдавив новую порцию своей смеси — видимо, чтобы соединить все три предмета, — он осторожно поместил все это в шкаф, положив туда же конверт с песком и предметное стекло микроскопа с препаратом.
Он как раз запирал шкаф, когда раздался резкий стук дверного молотка, и мой друг поспешил к двери. На пороге стоял мальчишка-посыльный с грязным конвертом в руках.
— Я не виноват, что так долго, сэр, — сказал он. — Мистер Гольдштейн столько возился.
Торндайк раскрыл конверт и, вытащив листок бумаги, быстро, нетерпеливо просмотрел его под лампой; и, хотя лицо его осталось невозмутимым, словно каменная маска, я был совершенно уверен: в этой бумаге содержался ответ на какой-то его вопрос.
Посыльный удалился, довольный вознаграждением, а Торндайк, повернувшись к книжным полкам, задумчиво пробежал по ним взглядом и остановился на томике в потрепанной обложке в самом углу. Он снял книгу, раскрыл и положил на стол; я заглянул в нее и с удивлением обнаружил, что напечатана она на двух языках: с одной стороны на русском, а с другой, как мне подумалось, на древнееврейском.
— Ветхий Завет на русском и идише, — пояснил Торндайк, видя мое изумление. — Надо дать Полтону сфотографировать пару страниц в качестве образца шрифта… Это почтальон или посетитель?
Оказалось, пришел почтальон, и Торндайк, посмотрев на меня значительно, вынул из ящика для писем синий казенный конверт.
— Думаю, это ответ на ваш вопрос, Джервис, — сказал он. — Да, это повестка на дознание от коронера, и весьма вежливое письмо: «Прошу извинить за беспокойство, но в сложившихся обстоятельствах иного выбора не оставалось…» Конечно, не оставалось. «…Доктор Дэвидсон назначил вскрытие на завтра на четыре часа пополудни, и я был бы рад, если бы вы могли присутствовать. Морг находится на Баркер-стрит, рядом со школой». Что ж, полагаю, мы должны пойти, хотя Дэвидсон наверняка будет возмущаться, — и он удалился в лабораторию, захватив с собой Ветхий Завет.
Назавтра мы пообедали у себя, а потом, подвинув кресла к огню, раскурили наши трубки. Торндайк погрузился в раздумья: сидя с блокнотом на коленях и глядя сосредоточенно на огонь, он время от времени делал заметки карандашом, как если бы готовил тезисы для дискуссии. Полагая, что мысли его были заняты убийством в Олдгейте, я решился задать вопрос:
— У вас есть вещественные доказательства, чтобы предъявить коронеру?
Он отложил блокнот.
— У меня в распоряжении, — сказал он, — есть важные вещественные доказательства, но они не связаны между собой и будут не вполне достаточны. Если я, как мне хочется надеяться, смогу связать их в единое целое до суда, то они будут обладать немалой силой… А вот и мой бесценный помощник с инструментами для исследования, — он с улыбкой повернулся навстречу Полтону, как раз вошедшему в комнату; хозяин и слуга обменялись дружескими взглядами, говорившими о взаимопонимании. Отношения Торндайка и его помощника не переставали меня умилять: с одной стороны — верная, беззаветная служба, а с другой — искренняя привязанность.
— Мне кажется, вот эти подойдут, сэр, — сказал Полтон, передавая хозяину картонную коробочку, похожую на футляр для игральных карт. Торндайк снял крышку, и я увидел, что ко дну коробочки прикреплены желобки, а в них вставлены две фотографические пластинки. Это оказались в высшей степени необычные снимки: первый — копия страницы Ветхого Завета на русском, второй — копия страницы на идише. При этом буквы были белые на черном фоне; они занимали только середину снимков, оставляя широкие черные поля. Обе карточки были приклеены на плотный картон в двух экземплярах — с лицевой и обратной стороны.
Торндайк показал их мне с заговорщической улыбкой, осторожно держа пластинки за края, а потом поместил обратно в коробку.
— Как вы видите, мы делаем маленький экскурс в филологию, — произнес он, кладя коробочку в карман. — Но нам пора, чтобы не заставлять Дэвидсона ждать. Спасибо, Полтон.
Окружная железная дорога быстро перенесла нас на восток, и мы сошли на станции «Олдгейт» на целых полчаса раньше назначенного срока. Несмотря на это, Торндайк поспешил вперед, но не направился в сторону морга, а зачем-то свернул на Мэнсел-стрит, сверяя по пути номера домов. Его, кажется, особенно интересовал ряд домов справа, некогда красивых, но покрытых копотью; подойдя к ним поближе, он замедлил шаг.
— Вот прелестный осколок старины, Джервис, — заметил он, указывая на грубо расписанную деревянную фигурку индейца рядом с дверью старомодной табачной лавочки. Мы остановились посмотреть, но тут открылась боковая дверь. Из нее вышла женщина и принялась оглядываться по сторонам.
Торндайк немедленно пересек тротуар и обратился к ней, по-видимому, с вопросом, поскольку я услышал ее ответ: «Обыкновенно он приходит точно в четверть седьмого, сэр».
— Спасибо, я запомню, — сказал Торндайк и, приподняв шляпу, споро зашагал прочь, сразу свернув в переулок, по которому мы и дошли до Олдгейта. Было уже без пяти минут четыре, и поэтому мы прибавили шагу, чтобы не опоздать в морг к назначенному времени;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10