Полная луна свободно и открыто неслась по небу, и в ее свете складки холмов выглядели так, будто Богиня, лаская пальцами поверхность земли, оставила на ней борозды. На верхнем краю поля Галахад остановился и, обернувшись, стал любоваться окрестностями, как любовник любимой. Наконец тихая радостная улыбка озарила его лицо и он помолился Матери. Словно в ответ странный призыв потревожил ночной воздух. Прежде чем я понял, что он собирается делать, Галахад выхватил кинжал и быстро полоснул себя по запястью. В лунном свете хлынула кровь, густая и черная, а он держал руку над чашей Амид, позволяя, как и она, истекать своей жизни в грааль.
От изумления все затаили дыхание, а Персиваль замолчал, чтобы смахнуть слезу со щеки. Не в силах поверить, всхлипнул потрясенный Борс, и у меня в горле застрял комок от жалости к светлому живому мальчику, которого мы все так любили.
– Сначала Галахад шел через поле, держа руку над сосудом так, чтобы кровь попадала в него, потом перевернул ее, и темный, густой, пахнущий солью поток хлынул на землю, обеспечивая грядущую жизнь Карбоника. Я хотел остановить его, перевязать рану, уложить на поле, но Галахад только тихо покачал головой. Он был полон решимости исполнить предназначение, величественнее своего собственного. И вот я шел рядом, поддерживая Грааль, а потом и его самого, когда он попросил не дать ему упасть.
Мы ходили взад и вперед по земле, сначала пересекли поле, потом пошли зигзагом, а он все слабел. Кожа сделалась липкой, разум блуждал далеко, и он призывал Христа, Великую Матерь, а иногда Амид. Больше я его поддерживать не мог. Мы остановились у развесистого орехового куста, под которым устроилась овца с ягненком. Я прогнал животных и усадил поудобнее Галахада, чтобы из своего укрытия он мог смотреть на землю, которой отдавал жизнь. Лицо его сделалось белым, как луна, но в глазах светилась одна лишь любовь. Он прошептал последние слова:
– Все кончено. Я исполнил клятву. Персиваль воздел руки, будто хотел предложить это чудо богам и людям, но голос его осекся, и он беспомощно смотрел на свои ладони. В зале все замерли. Наконец с тяжелым вздохом юноша опустил руки, но, продолжая рассказ, по-прежнему отводил в сторону глаза. Может быть, так ему было легче переносить горе.
– Я вырыл могилу на том же месте и похоронил его вместе со святым Граалем. Мне показалось это правильным, и я не хотел, чтобы кто-нибудь еще принес такую же жертву – на будущий год, через год, через два… Мне хотелось, чтобы он лежал поближе к колодцу моей матери, там, где с незапамятных времен собираются древние боги, но это было слишком далеко от перепаханных полей… А он должен был покоиться там, откуда мог видеть богатые урожаи, которые принесла его смерть.
Это случилось почти месяц назад. Сначала, узнав о смерти молодого монарха, народ в Карбонике пришел в смятение. Они горестно его оплакивали, потом выбрали другого короля. Некоторое время я бродил вокруг того места, не зная, что делать дальше. И наконец отправился к материнскому колодцу. Там, под сенью ее гробницы, я услышал голос, призывавший меня рассказать историю Грааля в Камелоте, при самом благородном в мире дворе, откуда началось испытание.
Персиваль закончил свое повествование и стоял перед нами, точно зачарованный. Рассказ о судьбе Галахада совершенно его опустошил. Его обычно живые глаза хранили нежное отсутствующее выражение, как у ребенка, который только что проснулся и в полудреме вспоминает умчавшиеся грезы.
Среди рыцарей послышался печальный и горестный шепот. Одни открыто оплакивали юношу, которого знали так недолго, другие рассуждали о том, что такое грааль, третьи хвалили Галахада за то, что он был таким верным другом в жизни и смерти. Сама я думала о Ланселоте и о той муке, которую ему предстоит испытать, когда он узнает о смерти недавно обретенного сына.
– Я пошлю гонца передать ему весть, – сказал тем вечером Артур. – Посмотрим, может, удастся вытащить его летом в Карлайл, там он узнает от Персиваля все детали, а после сможет проводить нас в новую резиденцию Увейна в Нортумбрии.
Я согласно кивнула и опустила голову на плечо мужа, скорбя о Галахаде, Лансе и всех мечтателях в мире.
28
ЛОВУШКА
Через два дня в Джойс Гард отправился Гарет, вызвавшийся сообщить Ланселоту о смерти Галахада.
– Линетте и детям будет с вами спокойно, в мое отсутствие, – заключил он, обводя взглядом северную часть небосвода. – А если бретонец захочет поехать, я привезу его в Карлайл.
Я была рада, что все устроилось именно так: отношения между мужчинами позволяли надеяться, что Гарет расскажет о печальной новости очень осторожно.
Наши планы в Регеде все больше разрастались, и я с жаром принялась паковать вещи, испытывая чувство благодарности за то, что смутные дни испытания миновали. Оставшиеся в живых рыцари, у которых не было дел в других местах, вернулись к нам, и все радовались поездке на север.
И вот прекрасным июньским днем мы ступили на мощеную дорогу и отправились в путь – колокольцы в сбруях бренчали, легкий утренний ветерок развевал флаги. На перекрестке я оглянулась на Камелот, посмотрела на амбар, конюшни, жилые здания и гордый замок, высящийся на холме. Позади нас на небе громоздились белые летние облака, и на их фоне строения поблескивали золотистым и сероватым цветом, а четыре башни царственно возносились ввысь по углам верхней стены.
От этого зрелища меня охватила пронзительная радость. «Сказочная страна, – думала я, – место, где способны свершиться любые мечты».
Весть о смерти Галахада облетела всю страну, словно парящая над Шотландией радуга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149