«Новая жизнь Гвен. Совершенно новое начало».
Но я не столько беспокоилась о последующей жизни, сколько о завтрашнем утре…
– Не хочу умирать, – всхлипывала я, прижимаясь к ее худенькому телу. – Я люблю жизнь, люблю Артура, Ланса и Круглый Стол тоже. Быть сожженной на глазах у всех… – меня колотило, и подруга укутала меня в плащ. – А что, если я не вынесу? Подогнутся ноги, и не смогу идти, закричу. Если вспомню о доме, расплачусь, разревусь, не дойдя до костра. Я не вынесу, говорю тебе, не вынесу.
– Конечно, вынесешь, – Нимю сказала это обычным голосом, совсем не таким, как у Матери, но одной фразой заставила меня вспомнить о долге. Так часто случалось в минуты страха и неуверенности: я не решалась совершить то, что требовалось, но кто-нибудь поддерживал меня своим доверием.
– Вынесешь, – повторила она опять и подняла мое заплаканное лицо. – Не забывай, я ведь ученица Мерлина и обладаю провидением. Ты все вынесешь. Через все пройдешь. Я это знаю. Я это видела.
И она излила свою силу и веру в дырявый сосуд, который хранил мою отвагу. К тому времени, когда она ушла, я все уже выплакала и была почти готова встретить рассвет. Пришла Инид молиться со мной ночью и нашла меня спокойной и уравновешенной. Даже Гарет находил мое общество не таким уж удручающим. Но я продолжала размышлять, как мы к такому пришли… и где был Мордред.
Единственное лицо, которое не попалось мне на глаза во время суда и вынесения приговора, было лицо моего приемного сына. Куда ты делся? Убежал в леса на поиски души? Вернулся к тетушке доложить об успехе? Или просто скрылся, как Ланс, чтобы залечить раны, причиненные жизнью? Не могу сказать, чтобы мне хотелось увидеть тебя утром, когда в кровавом соревновании с солнцем языки пламени вознесутся к небу… И все же мне хотелось бы знать, что двигало Мордредом.
– Я думаю, – проговорил Гарет, – Мордред глубоко расстроен тем, что случилось. Он здорово разозлился на Ланселота, после того как прочитал письмо, просто воспылал к бретонцу ненавистью. Но о вас, миледи, он всегда говорил хорошо.
Я скривила губы в подобии улыбки, искренне надеясь, что Гарет прав. Может быть, такое неприятие бретонца возникло у Мордреда из-за его пусть невысказанной, пусть извращенной, но все-таки верности Артуру? Но щели в ставнях становились светлее, и времени для подобных размышлений оставалось все меньше. Самое лучшее, что можно было сделать, – это препоручить приемного сына богам и вспомнить, что в детстве я сделала для него все, что смогла.
За стенами камеры послышались приглушенные голоса, ключ загремел в замке, и Гарет поднялся. В углу пошевелилась и проснулась Инид и поспешно перекрестилась, когда распахнулась дверь.
На пороге рядом с факельщиком посеревший и старый, как смерть, стоял Артур Пендрагон.
Озадаченная этим визитом и пораженная видом мужа, я приподнялась с тюфяка. Все мысли о себе тут же исчезли из головы.
– Оставьте нас, – проговорил он хриплым голосом, и Гарет торопливо вывел Инид из камеры.
Мы молча смотрели друг на друга. Судя по всему, он был так же поражен моим видом, как и я его. Однажды я его уже видела таким – с опустошенными глазами на осунувшемся лице, сгорбившимся, как старик под ударами ветра. Это было еще до женитьбы в Рекине, когда я поняла, что наши судьбы переплетены. В ту ночь под тяжестью невыносимой ноши он выглядел таким же старым и изможденным…
Мне надо было что-нибудь сказать, чтобы облегчить его муку. Но что молодые знают о видениях? Они исчезают, прежде чем их успеваешь понять. Теперь же все было в реальной жизни: муж стоял передо мной, обуреваемый потребностью что-то услышать или сказать.
– Ах, Гвен, – произнес он скрипучим шепотом, и отзвук голоса забился в каменные стены, как ищущая выхода мышь.
Я шагнула к нему, но, как только протянула руки, чтобы обнять его за шею, он отступил назад и крепко взял меня за плечи. Усилием воли Артур справился с голосом.
– Я пришел тебя освободить… ни о чем другом и думать не мог с тех пор, как услышал вердикт. Гавейн и некоторые другие рыцари настаивают на твоем прощении. Нимю говорит, что время умирать для тебя еще не настало. И я пропаду, если тебя не будет рядом. Поэтому я решил, что сейчас мы выйдем вместе на виду у всего двора, и я прощу тебя королевским указом.
– Артур! – я задохнулась от мысли, что он решился на такое – использовать королевскую власть, чтобы сломать правовую систему, которую он с таким трудом возводил. – Этого нельзя делать!
– Нет, девочка. Чего мне действительно нельзя делать, так это молча сидеть и смотреть, как тебя поведут на костер.
Верховный король и я стояли друг против друга, и моя жизнь висела где-то между нами. Снова жить, смеяться, любить, танцевать… слезы надежды и благодарности наполнили мои глаза и грозили смыть то немногое мужество, которое я накопила в последние часы. Меня захлестнула волна нежности и любви к мужу, но внезапно я поняла, что все, для чего мы жили, вот-вот разлетится в прах. Придя в ужас от этой мысли, я выпрямилась во весь рост и посмотрела ему прямо в глаза.
– Конечно, ты справишься со всем, – мой голос дрожал лишь вначале. – Если могу справиться я, то справишься и ты. Поступить иначе значит перечеркнуть всю нашу жизнь. Ты ведь бился за то, чтобы все люди – простые и знать – отвечали за свои действия. Суд велся честно, присяжные были беспристрастны, насколько это возможно при данных обстоятельствах. Если теперь ты отменишь приговор, наше царствование окончится позором. Будет сплошным обманом.
Он смотрел мне в глаза – открытый и беззащитный, как никогда раньше.
– Гвен, но без тебя моя жизнь и так будет обманом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149