– Может быть, со временем он прислушается к голосу рассудка…
– Не похоже. Со смерти брата скоро год, а он не в силах смириться с потерей. Я надеялся, что отец Болдуин сможет его успокоить, но даже церковь не способна унять его жажду крови.
Я вспомнила о кровной мести оркнейцев против Пеллинора и Ламорака и поняла, что Артур прав. Наследственная вражда, эта Немезида кельтов, всколыхнула все нутро Гавейна.
– Хуже то, что он собирает вокруг себя сторонников Агравейна и им подобных, – продолжал муж, сев с безутешным видом на край кровати. – Это сейчас сильнейшая партия за Круглым Столом, и, если ничего не предпринимать, я рискую потерять над ними контроль.
Я растерянно поглядела на мужа, пораженная мыслью, что все, чего он с таким трудом добился, близко к краху.
– Ну, иди сюда, девочка, и поцелуй меня, – произнес он с печальной, безнадежной улыбкой.
Никогда в жизни Артур меня ни о чем не просил. Никогда не мог признать, что в чем-то нуждается. И я повернулась, чтобы его обнять с заново обретенной теплотой любви.
Как справиться с требованиями Гавейна, предложил Мордред, когда приехал с летним отчетом о союзных племенах. Я наблюдала, как он скачет по мостовой – изящный мужчина с чувством собственного достоинства и лицом, непроницаемым, как камень. На людях он поприветствовал меня достаточно вежливо, и я пригласила его в сад, чтобы выяснить, в каких мы с ним отношениях.
– Я рад, что вы снова дома, миледи, – произнес он в своей спокойной, безмятежной манере. – У меня и в мыслях не было повредить вам. Я хотел разделаться лишь с Ланселотом.
Его голос звучал искренне, в манерах сквозило раскаяние. Я внимательно всматривалась в его черты, стараясь обнаружить противоречие между словами и наружностью пасынка, но фасад был без единого изъяна. Мы поболтали о том о сем и расстались достаточно дружески, хотя я уже знала, что отныне буду вести себя с ним так же настороженно, как он вел себя со всем миром. Мать во мне, еще помнящая ребенка, которого она любила и растила, теперь скорбела, видя, как он удаляется прочь незнакомцем… Но, быть может, в свое время это должен прочувствовать каждый родитель.
Когда Артур упомянул, как Гавейн жаждет мести, Мордред быстро заговорил.
– Вира – вот цена за жизнь человека. Среди саксов виновный в смерти может отдать выкуп родственникам убитого, и кровный долг считается уплаченным. Это устраняет необходимость вести кровную вражду. Нужно посмотреть, не примет ли Гавейн выкуп Ланселота. Используйте его, чтобы урегулировать вопросы чести.
Идея была заманчивой, но Гавейн согласился бы с ней, только если Ланселот расплатился бы лично.
– Сюда он не приедет, – быстро проговорил Артур, не давая мысли укорениться в умах других. – Пусть к нему съездит Бедивер и вернется с деньгами.
– Нет! – лицо Гавейна побагровело, а голос сделался твердым, как сталь. – Я приму выкуп лишь вместе с личными извинениями. Если для этого нужно найти Ланселота в Бретани, пусть так и будет. Мы, люди из клана короля Лота, всю жизнь провели на вашей службе, Артур Пендрагон.
И за все эти годы вы нам кое-чем обязаны. У меня появилась возможность восстановить честь семьи, и я прошу вас отправиться вместе со мной в Бретань и помочь снять с себя оскорбление.
Требования были немыслимыми, но никакие доводы не изменили решения оркнейца, и вот в середине июля лодочники из Лондона приготовились перевезти через Канал короля Артура с группой рыцарей – не такой многочисленной, чтобы франки заподозрили вторжение, но явно больше, чем было необходимо для личной охраны.
– Мне это совсем не нравится, Артур, – сетовала я, когда стал приближаться день их отъезда. – Я не верю, что Гавейн сумеет сохранить спокойствие, ты ведь знаешь, какой он горячий. К тому же сейчас не время уезжать, когда и дома столько дел.
– И не ехать нельзя: слишком велик риск вызвать недовольство соратников. – Муж оторвался от лежащей на нашем столе работы и подошел к окну. И поскольку больше он не добавил ни слова, я рискнула сделать замечание:
– Ты ведь не хочешь столкновения с Ланселотом?.. – О бретонце мы не говорили с тех самых пор, как Артур прервал мою первую попытку рассказать о нем, и теперь мне приходилось подбираться к этой теме, как человеку, пробирающемуся по кочкам в глубь трясины.
– Прекрати, Гвен! Не проси за его жизнь, не важно, как сильно мы его оба любили, – слова сорвались с его языка: сердитые, умоляющие, полные разочарования. Ярость его ответа удивила меня, и инстинктивно я сделала шаг назад. – Видишь ли, – мрачно продолжал он, – мне тоже нужна любовь.
Трещина в дамбе так и не затянулась, и чувства по-прежнему искали выхода. Я замерла, едва осмеливалась дышать и молилась, чтобы наконец он открыл свое сердце.
– Помнишь, как ты возвращалась из монастыря Бригиты?
– После того как меня похитил Маэлгон?
– Да, – Артур говорил, не глядя на меня. – Я жаждал мщения, как любой мужчина, над чьей женой надругались. Хотел свести счеты, доказать всему миру, что я достаточно силен, чтобы наказать любого, кто тебя обидит. Но ты просила оставить его в живых… и я послушал тебя. Я подавил собственную гордость, свои инстинкты и исполнил твое желание. На этот раз я не ищу крови соперника – наши жизни сплетены в такой узел, который не разрубишь мечом. Но я должен предпринять какие-то действия, и не разубеждай меня, как тогда, когда ты защищала Маэлгона.
– Защищала Маэлгона? – От этих слов я вскочила и принялась кружить по комнате. – Так ты считаешь, что я защищала его? Этого проходимца? Эту жабу? Ох, любимый, я ведь боялась за тебя, хотела тебя спасти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149