Сеньор торговец! Ничего не выйдет: мальчишка мне не подходит.
Оставшихся невольников отвезли в Сан-Пауло и выставили для продажи на улице Императрицы перед зданием торгового дома Гарро.
Здесь появился другой покупатель: фазендейро из Минас-Жераис, который привез сына для поступления в университет, на факультет права. Он и купил Луиса, с тем чтобы тот был не только слугой, но и товарищем его сына.
Молодому барину Луис понравился. Он научил негритенка грамоте, и вскоре они оба стали изучать право. Так как Луис Гама не мог посещать университет, то получал учебные задания через своего хозяина. С течением времени он стал выделяться своими знаниями и приобрел много друзей среди студентов, которые охотно приняли его в свою среду.
В один прекрасный день советник Фуртадо устроил его писцом в полицию. Друзьями Луиса стали советники Карран и Криспиниано, юристы Жозе Бонифасио и Жозе Мария де Андраде, которые нередко прислушивались к его советам по правовым вопросам.
Он подвизался в суде вместе с лучшими адвокатами того времени, выигрывал иски на сотни конто; но у самого никогда не было за душой даже тостана – он все тратил на пропаганду против рабства.
Встречая на улице своего бывшего хозяина, который стал его другом и почитателем, Луис отвешивал почтительный поклон:
– Будьте благословенны, господин мой!
Тот, улыбаясь, обнимал его.
– Ты все такой же…
Луис Гама, Америко де Кампос и другие республиканцы основали масонскую ложу «Америка». Так в синем зале, украшенном серебряными звездами, зародилось аболиционистское движение в Сан-Пауло.
Как-то раз Гама был привлечен к судебной ответственности за укрывательство беглых рабов и оказался на скамье подсудимых. В день суда зал заполнили адвокаты и профессора; здесь присутствовала вся Академия права. Гама объявил, что не нуждается в адвокате и будет защищаться сам.
Он не отрицал, что укрывал беглых невольников. Обличая систему рабовладения, Гама заявил, что, по сути дела, именно рабовладельцы являются преступниками, которые должны отвечать за совершенное ими преступление – кражу. Кражу свободы ближнего. При этом он бросил фразу, которая запомнилась надолго и стала знаменем борьбы аболиционистов. Послушайте – я выучила ее наизусть:
«Для сердца не существует законов. Хотя сострадание к человеку и христианское милосердие должны быть в душе у каждого, я утверждаю, оспаривая закон: раб, убивающий своего хозяина, совершает лишь акт законной самозащиты».
Луис Гама был оправдан; решение это было единогласным. Присутствующие горячо ему аплодировали. Когда он вышел из здания суда, толпа с триумфом пронесла его на руках по улицам столицы. Старые негритянки, протягивая к нему руки, восклицали:
– Свободу! Свободу!
Дона Лу постепенно растрогалась собственным красноречием. Ее светлые, чистые глаза расширились.
Лаэрте ощутил в себе неожиданное пробуждение того, что раньше, когда он дружил со своим верным Салустио, только смутно чувствовал. Он поднял глаза на дону Лу – девушка стала неузнаваема. Все ее легкомыслие и шутливость исчезли, две слезинки медленно катились по прекрасному лицу.
– Хотите быть нашим товарищем в этой борьбе? – спросила Лу, дотронувшись до похолодевшей руки юноши.
– Еще бы!
– Слово?
– Честное слово!
– Тогда приходите завтра к десятичасовой мессе в Церковь богородицы целительницы. – И, с нежностью посмотрев на него, добавила: – Мой юный товарищ!
Когда они вернулись в зал, многие гости уже прощались, девушки одевались перед зеркалом.
Один из студентов, уходя, позвал с собой Лаэрте. Тот попросил у дяди разрешения пройтись. Сеньор Нунес в это время стоял в дверях, провожая наиболее почетных гостей. Он был в хорошем настроении, что с ним случалось редко. Выслушав просьбу племянника, он торжественно изрек:
– Отныне ты уже не мальчик. Я тебе сделаю подарок, такой же, как полвека назад получил сам…
Лаэрте смутился. Гости, беседовавшие с дядей, приняли таинственный вид, словно заговорщики.
Сеньор Алвес Нунес вынул из кармана какой-то предмет, завернутый в шелковую бумагу и перевязанный розовой ленточкой, и передал его Лаэрте.
– Что это, дядюшка?
– Ключ. Ключ от входной двери. Он символизирует свободу. Посмотрим, как молодой студент сумеет ею пользоваться.
Лаэрте взял ключ и устремился в ночь – свежую, душистую, чуть подернутую туманом.
V
Ключ
Лаэрте решил проводить своего друга студента. На площади дежурили пролетки; извозчики дремали на козлах, лошади били копытами о камни мостовой.
– Лу говорила о тебе, – сказал приятель.
– Ты с ней давно знаком?
– Она из наших.
– Что же она тебе говорила? – Лаэрте с нетерпением ждал ответа, словно от этого многое зависело.
Студент, опираясь на трость, со всей важностью, на какую только был способен, ответил:
– Она сказала всего-навсего: «Лаэрте еще юнец, но может быть использован для несложных поручений».
Не таких слов ожидал Лаэрте.
– А какие это поручения?
– Об этом мы посоветуемся с руководителями.
Они прошли еще несколько шагов.
– Она тоже работает?
– Она? Она из числа апостолов.
– И муж с этим мирится?
– Какой муж?
– Ее, какой же еще?
Студент расхохотался и сказал:
– Держу пари на что угодно, – это одна из шуток, которые она так ловко выкидывает с простачками. Лу не замужем. Всю свою жизнь она посвящает делу аболиционизма. На это она тратит и свою молодость и все свои деньги.
– Она единственная женщина, участвующая в движении?
– Нет. Еще в 1870 году дона Ана Бенвинда, жительница Сантоса, родившаяся во Франции, основала первую женскую аболиционистскую лигу, послужившую образцом для многих других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51