Лаэрте почувствовал себя революционером, заговорщиком и с радостью подумал об улыбке, которой его встретит дона Лу, когда он вернется. Затем вновь пришедшие уселись, и начался общий разговор – все здесь были знакомы друг с другом.
Хозяйка пансиона очень благожелательно относилась к этим посетителям. Те, у кого не было денег, не унывали: они усаживались, ругали рабовладельческий режим, а затем, проглотив кофе, надевали шляпы и, не говоря ни слова, уходили. Здесь действовало своеобразное соглашение: Брандина ничего не записывала, но должник сам на следующий день или когда мог приходил и вручал определенную сумму, которую она, не считая, совала в карман передника. Посетители большого зала знали об этом и кусали губы от зависти. Они утверждали, что любимчикам в «зале друзей» подаются более вкусные блюда, а некоторые, настроенные юмористически, добавляли, что Брандина зарабатывает в большом зале, чтобы тратить на малый… Она же, показывая свои ослепительные зубы, говорила: – Ну что ж!.. Удовольствие дороже денег! Не успел Лаэрте осмотреться, как в дверях кухни появился Сантос Гаррафан; позавтракав, он хотел проститься перед дальней дорогой. Уже давно вел он эту полную опасностей жизнь. Его история трогала всех…
Жозе Теодоро дос Сантос Перейра – таково было полное имя Сантоса Гаррафана – обычно входил с плеткой, висящей на узком плече, и окидывал взглядом небольшой зал, где его всегда радостно встречали. Это был низкорослый, полный человек с покатыми плечами и толстой, как бы сужающейся кверху шеей, которая заканчивалась круглой, маленькой, вечно взлохмаченной головой. В нем находили некоторое сходство с бутылью; этим и объяснялось происхождение его прозвища. Брата Сантоса, очень на него похожего, жители города прозвали Сантос Ботижа. Оба они были португальцы, простые люди без всякого образования. Но Сантос Гаррафан в глубине души питал нежную привязанность к Брандине, чем, возможно, и объяснялось его увлечение аболиционистскими идеями. Он разделял ее энтузиазм. Он стал народным героем. И одним из самых любимых.
VIII
Жабакуара
Во время завтрака Лаэрте познакомили с Кастаном. Этот аболиционист отличался высокой культурой, много путешествовал, писал в газетах. Условились, что Лаэрте переночует у него дома, вернее, в комнате при складе, где обитал этот будущий историк освобождения, ныне скромный служащий. В этой комнате он жил вдвоем с кубинцем по имени Бенито, который в свободное время писал стихи.
После завтрака, за которым было много разговоров, Лаэрте и Кастан вышли вместе; один собирался посмотреть, где он будет сегодня ночевать, другой – зайти в контору склада, а оттуда в порт. Они поехали трамваем и сошли на углу у часовни. Дом, где предстояло поселиться Лаэрте, был с мезонином. Внизу находился обширный и темный склад. Ослепленный ярким уличным светом, взор с трудом различал штабеля мешков. Между ними сновали люди. Согнувшись под тяжестью, они носили мешки к тележкам. В дверях с печатью в руке стоял Бенито и штемпелевал мешки. Это был юноша с глазами навыкате; он работал без пиджака, но в соломенной шляпе, сдвинутой на затылок. Лицо его лоснилось от пота и казалось отполированным. Вытирая рукавом лоб, он еще был способен отпускать шутки по адресу прохожих.
Лаэрте проследовал за Кастаном. Они поднялись по темной и узкой лестнице на второй этаж, где были расставлены грубые скамьи и высился дощатый барьер с проволочной сеткой и двумя дверцами для клиентов. На прилавке лежали десятки коробочек с образцами кофе; за ними приходили торговые агенты и потом предлагали их на бирже. В конторе за барьером стояли два стола и стулья, на стене висел отрывной календарь и расписание движения пароходов. Удушливо пахло кофе, из порта доносился запах гниющих водорослей и тысячи других тошнотворных запахов.
Кастан и Лаэрте прошли через темный коридор и очутились в просторной комнате, которой заканчивался мезонин. Здесь было так темно, что даже днем приходилось зажигать свечу. Кастан так и поступил. Лаэрте осмотрелся; в этой квадратной коробке с высоким потолком, с толстыми и сырыми стенами, с позеленевшими от плесени углами и жил его товарищ – аболиционист. Пол был сбит из широких, плохо пригнанных досок, с крысиными дырами по углам.
В комнате стояли три холостяцкие койки и столик с книгами, бумагами, плоской стеклянной чернильницей, ручкой и подсвечником, в котором торчал огарок. Затхлый запах сырости отравлял воздух. Студент подошел к одному из окон; оно выходило во двор соседнего дома, где помещалась пекарня и маленький сахарный заводик. Это был обширный огороженный участок; в углу его пышно разрослась абоборейра с желтыми цветами; посредине, на площадке, где земля превратилась в черную липкую грязь, кололи дрова для пекарни и заводика. Напротив окна виднелся низкий барак с односкатной железной крышей – такой же ничем не примечательный барак, как и многие другие в этом городе. Там жили грузчики со своими семьями.
Гость смотрел на эту картину и вдруг почувствовал отвращение. Во двор на большом блюде вынесли объедки от завтрака рабочих пекарни – они предназначались для кошек и собак. Но им не так-то легко доставались эти косточки и кусочки сала! Дело в том, что огромные крысы, учуяв пищу, полезли из склада, из пекарни, из всех нор и захватили добычу себе. Кот смотрел на это сборище и держался в стороне, облизываясь в ожидании той минуты, когда он сможет занять место на банкете. Ему и в голову не приходило наброситься на непрошенных пришельцев: ведь крысы, сильные и жирные, как кролики, безусловно, прикончили бы его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51