– Помнишь, я говорил насчет того, что эти славные люди в Эдинбурге понятия не имеют, что такое голод? Нельзя было посылать повестку в такое время. Народ уже подтягивает пояса, а борьба только началась.Это поразило Гиллона. Он прошелся вниз и вверх по Тошманговекой террасе и Монкриффской аллее. Да, действительно, время было выбрано неудачно. Огороды за домами были все засажены – картофелем, репой, свеклой, фасолью, бабами, салатом, но все это было еще в земле, еще могло погибнуть от мороза, и пройдет не один месяц, прежде чем что-либо можно будет есть или консервировать – солить и мариновать. Начнись локаут в августе или сентябре, люди могли бы месяцами держаться на овощах со своего огорода, зная при этом, что время основных закупок и добычи угля не за горами.Пока же в огородах ничего не выросло, кроме редиски, а на одной редиске не в состоянии прожить даже углекоп. К тому же лорд Файф закрыл Обираловку и пекарню, и впервые в Питманго ничего нельзя было купить в кредит, тогда как раньше это всегда поощрялось, дабы еще больше привязать рабочих к компании. Тут у Гиллона впервые зародились сомнения, но как раз в это время нарочный принес ему письмо из Кауденбита. «Дорогой Камерон!Не думай, что мы не понимаем, каково тебе сейчас. Не впервые такое происходит в Шотландии. Но впервые мы добьемся успеха.Победа в таком великом деле, как ваше, всегда требует большого мужества и долготерпения. Ничто стоящее не дается легко. Вы многое теряете, но еще больше теряют они. Когда помнишь об этом, легче пережить трудные времена. Если вы отступите, то много потеряете в моральном отношении, они же ничего не теряют. Когда думаешь об этом, тоже легче становится.Два эти обстоятельства всем нам здесь представляются залогом победы. Не считай, что ты борешься один. Глаза всех углекопов Шотландии устремлены на тебя. Надежды шотландских рабочих с тобой и со всеми жителями Питманго. Твой товарищ Кейр Харди»
С письма этого были сняты копии и распространены по всем улицам и проулкам.– Вот увидите, они нам помогут, – оказал Уолтер Боун.– Союз шотландских горняков поможет нам пережить трудные времена.Гиллон только диву давался, как быстро все меняется в Питманго: то, что еще недавно казалось непонятным и немыслимым, неприемлемым и даже опасным, вдруг выступало в новом свете. Какие-нибудь два-три месяца назад слово «союз» пугало их, а сейчас все знали, что в единении – их единственная надежда, и говорили об этом не как об открытии или о чем-то новом, а как о старой истине, не признавать которую мог лишь болван. Такова сила очевидности. И вот уже Арчи Джапп хотел знать, что нужно делать, чтобы создать профсоюзную ячейку, а Энди Бегг, некогда опора компании, тяжело дыша, взобрался к ним на гору – у него теперь ведь было «черное легкое» – и попросил, чтобы, когда начнется заварушка, ему лично поручили справиться – а вернее, расправиться – с мистером Брозкоком.В те дни Гиллон еще мог улыбаться.– Другие уже опередили тебя, желающих целая очередь, к примеру мой сын Джем, но ты, пожалуй, ждал дольше всех. Ладно уж, отдам я тебе Брозкока в полное твое распоряжение.Обеспокоило Гиллона то, что произнес он эту фразу с ощущением своей власти. 6 Пояса стали затягивать особенно туго, урезывая себя во всем, во второй половине июня. Из зимних запасов еще осталось немного репы и бочонки с овсянкой, так что жизнь продолжалась. Тушеная репа, овсянка с турнепсом – это была главная еда. На пустоши появились «мохнатики» (во всем мире, кроме Питманго, их называют одуванчиками), их пускали в салат, тушили и варили, чтобы хоть что-то было в котле, кроме воды. А еще готовили суп «Под крик петуха» – куриный суп без курицы, просто вода с травой, только получался он до того кислый, что от него болел живот.– Ну, теперь за дело примутся бабы, – сказал Селкёрк. – Я уже видел, как это бывало в других местах. Но и винить их нельзя. Когда детишки до того плачут от голода, что, надорвавшись, засыпают, все принципы начинают лететь вверх тормашками.– Нет, у нас бабы хорошие, – сказал Сэм. – Мы здесь не в первый раз голодаем. Они от нашего папы не отвернутся.– Только те, кто никогда не голодал, боятся голода, – заметил Эндрью. – А мы тут к голоду привыкли.– К голоду по собственному выбору? – спросил мистер Селкёрк.Всем стало не по себе, когда он так сказал. Чего он, собственно, добивается? И зачем он приходит сюда и льет воду на огонь, который они разжигают?– Какого дьявола, перед людьми и не стоит выбор, – сказал Сэм. – Решать должен папа. Его право аннулировать иск, но он вовсе не собирается это делать.– Нет, женщины, конечно же, поддержат мужчин, – сказал Гиллон и, посмотрев на Мэгги, понял, что она этому не верит. Впрочем, она всегда невысоко ставила питманговских женщин, если речь шла о том, чтобы от чего-то отказаться или без чего-то обойтись.В воскресенье в церкви он впервые заметил взгляды – не столько заметил, сколько почувствовал, – недоумевающие, слегка враждебные и осуждающие взгляды некоторых пожилых женщин, которые никак не могли взять в толк, зачем Гиллон творит такое с лейрдом и с ними, разрушая установившееся в их жизни равновесие.Мистер Маккэрри решил произнести в тот день старую проверенную проповедь о том, как важно знать свое место в установленном порядке вещей. В мире есть лестница, которая уходит в бесконечность – не буквально, конечно, сказал он, – и на этой лестнице для каждого мужчины и каждой женщины есть своя ступенька. Господь в своей безграничной мудрости поставил каждого человека на ту ступеньку, которая ему больше подходит, и каждый человек, достигнув нужной ступеньки, сразу это чувствует:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166