- Вижу, - весело сказал Теодор, - но клянусь вам, что, спасая вашу уважаемую тетушку, я сделал это для вас; значит, исходя из того, что...
- Ровно ничего из этого не следует, - вскричала Леля, - все это отговорка, а правды вы все-таки не говорите...
- Вы хотите, чтобы я вам все сказал? - сказал Теодор тоном неустрашимой уверенности в себе.
- И вовсе нет! Я и сама сумею отгадать правду, и никто меня не обманет...
Только скажите мне, потому что я страшно любопытна, о чем вы так таинственно шептались с тетей?
- Я могу торжественно заверить вас, что это не касается ни тети, ни вас, ни меня!!
- А кого же? Султана турецкого? - спросила Леля.
Теодор засмеялся, и на этом кончился разговор, потому что старостина подозвала к себе гостя, чтобы шепнуть ему на ухо, что скоро он получит от нее одно известие.
В чрезвычайно веселом настроении вышел Паклевский из дома на Старом Месте: судьба, очевидно, благоприятствовала ему. Он был уверен в том, что старостина, желая играть роль, устроит ему свидание с Млодзеевским, а, кроме того, и генеральская дочка очаровывала его своей веселостью, болтливостью и грацией беззаботной пташки. Теодор не мог бы сказать, что он влюбился в нее, но она не выходила у него из ума, и при одной мысли о ней сердце его билось учащенно, но слишком велико было расстояние между дочкой генерала и бедным шляхтичем Паклевским. Он мог болтать и смеяться с нею, мог без памяти влюбиться в нее, но просить ее руки - это уж было совершенно невозможно... Он вздохнул; девушка была прелестна, но самая ее ничем не омраченная веселость доказывала, что в сердце Лели не могло ужиться серьезное чувство.
Нечего было и думать об этом...
На следующий день вечером, вернувшись из города, он нашел у себя записочку старостины, пахнувшую ее духами. В записочке некрасивым почерком и с сомнительной орфографией было изложено краткое приглашение на обед на завтра.
О Млодзеевском даже не упоминалось.
В назначенный час Паклевский явился к дамам, и хотя в обычное время он мало заботился о свое костюме, но теперь, сам не зная зачем, он несколько раз взглянул на себя в зеркало, поправил волосы, подтянул пояс и обчистил сапоги. Очень ему хотелось иметь изящный вид.
К счастью для него, ему не приходилось прилагать к этому особенные старания - в отношении наружности природа щедро одарила его. Он невольно привлекал к себе все взгляды, и многие подозревали в нем какого-нибудь потомка княжеского рода, путешествующего incognito. Вызимирский, который не выносил его, уверял, что такая кукольная красота не идет мужчине. Но правда и то, что сам он был очень некрасив и имел на лице следы оспы.
В салоне Теодор застал уже сгоравшую от нетерпения старостину, поджидавшую его и быстрыми шажками ходившую по комнате рядом с Лелей. В этот день у нее было веселое и плутоватое выражение лица. Увидев Теодора, она присела перед ним и, подавая ему руку, защебетала, подражая Леле:
- Это делает честь кавалеру, что он так аккуратен и является в назначенное время. Я уже около четверти часа жду вас, сударь!
Леля иронически шепнула ему:
- Видите, сударь!!
- У вас есть много добрых качеств - говорю это без лести, - закончила старостина, - много качеств, которых недостает другим молодым людям.
- Право же, я не заслужил такой похвалы! - отвечал Паклевский.
Старостина внимательно взглянула в лицо говорившего и, поджимая губы, сказала:
- Я пригласила вас на семейный обед, но опять en petit comite. Из гостей "никого" больше не будет.
Слово "никого" она произнесла особенным голосом. Леля взглянула на него, интересуясь, какое впечатление произведут на него эти слова.
Теодор быстро ответил, что чувствует себя счастливым возможностью быть без посторонних в таком приятном обществе.
Старостина прикусила губы.
- Сказать по правде, - вполголоса сказала она, - я пригласила еще кое-кого, но без результата.
По глазам Лели Паклевский мог догадаться, что любопытная паненка выпытала у тетки ее секрет, и что для нее уже не были тайной их секретные переговоры.
Вскоре явилась и генеральша, но ее манера держаться и прием, оказанный ею Теодору, не предвещали ничего доброго; легко можно было заметить, что его частые визиты все равно с какой целью, ради Лели или ради старостины, не нравились ей.
Она держалось холодно и гордо, говорила мало и почти не обращалась к гостю. Должно быть, это было уже слишком явно и не понравилось балованной дочке, потому что она тотчас отвела мать в сторону и прочитала ей нотацию.
Потом, за обедом, генеральша уже смягчила тон по адресу Теодора, а так как он сам не решался заговаривать с нею, то она раза два обращалась к нему с вопросами и была вознаграждена за это улыбкой Лели.
Уже подали десерт, и старостина все время потихоньку подсмеивалась над паном Теодором, когда лакей открыл дверь, и на пороге показался молодой, красивый мужчина с румяным и веселым лицом, правда, в одежде духовного лица, но по виду гораздо больше напоминавший какого-нибудь итальянского аббата или французского кюре, чем серьезного польского капеллана.
Одетый с большим тщанием и даже кокетством, не отвечавшим его положению, с каким-то орденом на шее, в кружевных манжетах, со множеством богатых брелоков на часах, вошедший окинул все общество быстрыми, черными глазами и, с веселой бесцеремонностью остановив взгляд на генеральше, подошел к старостине. Леля сделала гримаску, генеральша сильно покраснела, а старостина разумно приветствовала гостя, торжествующе поглядывая на Теодора.
Юноша без труда угадал в нем ксендза Млодзеевского, аудитора канцлера, правую руку примаса.
Все его внимание обратилось к этому человеку, которого он хотел бы сразу узнать и отгадать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101