– Видел бы ты это местечко вчера, – извиняющимся тоном произнес таксист. – Тут был парад в честь Святого Пэдди [Пэдди – неуважительное прозвище ирландцев, уменьш. от «Патрик». Святой Патрик (385-460 н.э.) – покровитель Ирландии.]. Заварили кашу на весь день…
Такси Маргарет Круземарк снова повернуло к центру на Лексингтон-авеню, и я заметил, как оно останавливается у Крайслер-Билдинг. На его крыше вспыхнул индикатор «свободен». Дама вылезла.
– Останови-ка здесь, – попросил я, и шофер подъехал к Чейнин-Билдинг. На счетчике набежало полтора доллара. Я протянул ему семь: он отработал эти монеты до единого цента.
Я зашагал через Лексингтон-авеню. Первая машина уже испарилась, – как и Маргарет Круземарк. Но это не имело значения. Я знал, куда она направляется. Пройдя через вращающиеся двери и очутившись в вестибюле, отделанном мрамором и хромом, я сверился с указателем и обнаружил, что компания «Круземарк Маритайм, Инк.» находится на сорок пятом этаже.
Я уже выходил из лифта, когда сообразил, что мне нельзя встречаться с Круземарками. Сейчас они с легкостью могли побить все мои козыри. Дочь выяснила, что я разыскиваю Джонни Фаворита, и помчалась прямо к папаше. Очевидно, то, что Маргарет хотела ему сообщить, было очень важным, и она не решилась доверить это телефону. Я немало бы дал за то, чтобы услышать их дружескую беседу за семейным стадом, и в эту минуту – о, счастье! – заметил мойщика окон, собирающегося приступить к работе.
Он был лысый, пожилой, со вдавленным носом, какой бывает у боксеров. Мойщик шел по блестящему коридору, фальшиво насвистывая прошлогодний шлягер «Птичник». На нем был зеленый комбинезон, а крепления страховочного пояса болтались позади, напоминая пару расстегнутых подтяжек.
– Минутку, приятель! – позвал я, и он, оборвав мелодию, замер со сложенными в трубочку – будто в ожидании поцелуя – губами. – Держу пари, ты не сможешь сказать мне, чей портрет находится на пятидесятидолларовой бумажке.
– А в чем дело? Это что, телепередача «Откровенная камера»?
– Ни в коем случае. Просто я держу пари, что ты не знаешь, чье лицо изображено на полтиннике.
– Ну ладно, умник: это Томас Джефферсон.
– Ты ошибся.
– Да неужели?… Ну и что с того?
Вытащив бумажник, я извлек из него сложенную полусотенную, которую ношу при себе на крайний случай, например – для непредвиденной взятки, и поднял так, чтобы он увидел ее достоинство.
– Мне показалось, тебе захочется глянуть на счастливчика-президента.
Мойщик окон кашлянул и моргнул.
– Ты что, чокнутый, или как?
– Сколько тебе платят? – продолжал я. – Не стесняйся, выкладывай. Надеюсь, это не секрет?
– Четыре пятьдесят в час, благодаря профсоюзу.
– А не слабо сделать в десять раз больше? Благодаря мне?
– Ну ты даешь! А что я должен сделать за эти бабки?
– Дай мне на часок свой костюм и прогуляйся. Спустись вниз и купи себе пива.
Он почесал макушку, словно она нуждалась в дополнительной полировке.
– Сдается, ты все же чокнутый. – В голосе его слышалось явное восхищение.
– А тебе не все равно? Мне всего-то и нужно – твоя упряжь и никаких вопросов.
Сделаешь полсотни, посидев часок на своей заднице. Ну как, согласен?
– Идет. Заметано, приятель. Если хочешь выложить бабки – я беру.
– Вот и умница.
Мойщик окон кивком позвал меня за собой и отвел в конец коридора, к узкой дверце рядом с пожарным выходом. Это был шкафчик для обслуживающего персонала.
– Оставишь мое барахло здесь, когда закончишь, – сказал он, расстегивая пояс страховки и стягивая грязный комбинезон.
Я повесил свое пальто и пиджак на ручку швабры и натянул комбинезон. Он был грязный, со слабым запахом аммиака – просто как пижама после оргии.
– Галстук лучше сними, – предупредил он, – не то они подумают, что ты баллотируешься в местное самоуправление.
Я сунул галстук в карман пальто и попросил его показать, как пользоваться упряжью. Это оказалось делом довольно простым.
– Ты ведь не собираешься вылезать наружу? – спросил он.
– Смеешься? Я всего лишь хочу подшутить над знакомой дамой. Она секретарша на этом этаже.
– Ну и на здоровье, – заметил мойщик. – Только оставь барахло в шкафу.
Я сунул сложенный полтинник в нагрудный карман его рубашки.
– Можешь пойти выпить вместе с Улиссом Симпсоном Грантом.
Его лицо осталось равнодушным, как кусок отбивной говядины. Я посоветовал ему взглянуть на картинку, но он, посвистывая, удалился.
Прежде чем задвинуть свой «дипломат» под раковину, я извлек оттуда револьвер. «Смит-и-вессон» модели «Сентинел» – удобная штука. Его двухдюймовый ствол уютно ложится в карман, а отсутствие курка не позволяет ему цепляться за материю в ответственный момент. Однажды мне пришлось палить, не вынимая револьвера из кармана. Жаль было пиджака, но лучше так, чем заполучить казенный костюм без спинки из похоронного бюро.
Упрятав в один карман комбинезона свой пятизарядник, я положил в другой контактный микрофон и с ведром и щеткой в руке заспешил по коридору к внушительной, бронзово-стеклянной двери «Круземарк Маритайм, Инк.».
Глава двадцать седьмая
Регистраторша посмотрела на меня, как на пустое место, когда я шел через устланную коврами приемную, минуя модели танкеров в застекленных кубах и гравюры с парусниками. Я подмигнул ей, и она повернулась ко мне спиной на своем крутящемся стуле. Вместо ручек на матовых дверях внутреннего «святилища» находились бронзовые якоря, и я толкнул двери, тихонько бормоча старую морскую песенку: «Ой-хо, сбей парнишку пулей…»
Передо мной открылся длинный коридор, по обе стороны которого располагались двери контор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69