На ощупь и на вкус она была еще лучше.
– Я скучала по тебе, – шепнула девушка. Ее пальцы скользнули вдоль бинта, покрывающего мое ухо, задержавшись над выбритым на голове местом. – О, Гарри, как ты себя чувствуешь?
– Чудесно. Хотя и не столь красивым, как раньше.
– Эти швы на голове делают тебя похожим на Франкенштейна.
– Я стараюсь не заглядывать в зеркала.
– А твой бедный, бедный рот!
– А как насчет носа?
– Почти такой, как был, но чуть больше.
Мы поужинали в ресторане «Линди». Я сказал ей, что, если кто-то обратит на нас внимание, все остальные сразу решат, что мы чем-то знамениты. Но никто не обратил внимания.
– Тебя навещал тот самый лейтенант? – спросила она, обмакивая креветку в соусник, обложенный измельченным льдом.
– Его присутствие оживило мой завтрак. Ты молодец, что представилась ему «справочной службой».
– Я девушка сообразительная.
– Ты хорошая актриса, – похвалил я. – Ты провела Стерна дважды за день.
– Во мне не одна женщина, а много. В тебе тоже не один мужчина.
– Это что, вуду?
– Это просто здравый смысл.
Около восьми часов мы ехали через парк на окраину города. Когда мы проезжали Меер, я спросил Эпифани, почему в ту ночь их группа совершала жертвоприношение здесь, под звездами, вместо того чтобы сделать это у себя в хумфо. Она что-то пробормотала о древесных лоа.
– Лоа!
– Это духи. Воплощения Бога. Много-много лоа. Рада лоа, Петро лоа: добрые и злые. Дамбалла – тоже лоа. Баде – это лоа ветра; Согбо – лоа молнии; Барон Самди – хранитель Кладбища, повелитель секса и страсти; Папаша Легба присматривает за нашими домами и местами, где мы собираемся, за воротами и изгородями. Мэтр Каррефур стережет все перекрестки дорог.
– Должно быть, он мой патрон, – заметил я.
– Он покровитель колдунов…
Когда– то Новый Храм Надежды на Сто сорок четвертой улице был кинотеатром. Над входом висел старый навес, украшенный футовыми буквами «ЭЛЬ СИФР». Я поставил машину в конце квартала и взял Эпифани за руку, когда мы шли назад, к ярким огням.
– Почему ты интересуешься Сифром? – спросила она.
– Он волшебник из моих снов.
– Сифр?
– Или доктор Сайфер, – как угодно.
– Ты знаешь его?
– Роль «свами» – одна из многих, на которые он способен. Он все равно что хамелеон.
Эпифани крепко ехала мою руку.
– Будь осторожен, Гарри, прошу тебя.
– Постараюсь, – пообещал я.
– Не шути. Если этот человек действительно таков, как ты говоришь, он владеет большой силой. С ним нельзя шутить.
– Войдем внутрь.
У пустой кассовой будки помещался картонный силуэт Луи Сифра, подзывающего верующих рукой. Вестибюль представлял собой алебастровую золоченую пагоду, интерьер бывшего кинотеатра. На месте буфета с воздушной кукурузой и тянучками находилась стойка с полным набором духовной литературы.
Мы нашли себе места у бокового прохода. За плотно задернутым красно-золотым занавесом бормотал орган. Оркестровая яма и балкон были полны зрителей. Казалось, никто, кроме меня, не замечал, что я единственный белый.
– Какую веру здесь исповедают? – шепнул я.
– Баптистскую, в основном, на свой лад, – Эпифани сложила затянутые в перчатки руки на коленях. – Это церковь Любви. Неужели ты никогда о ней не слыхал?
Я признался в собственном невежестве.
– Так вот: у ее Преподобного автомобиль больше твоей конторы раз в пять, – объяснила она.
Освещение в зале пригасло, органная музыка усилилась, и занавес раздвинулся, открывая хор из ста человек, сгруппированный в форме креста. Конгрегация поднялась со своих мест с пением «Был Иисусе рыбаком». Я присоединился к хлопанью в ладоши и одарил улыбкой Эпифани; та наблюдала за происходящим с суровой отстраненностью истинно верующей среди варваров. Музыка достигла крещендо, и на сцене появился маленький смуглый человек в одежде из белого атласа. На обеих его руках блестели алмазы. Хор смешал порядок и, маршируя с четкостью оловянных солдатиков, образовал вокруг него ряды белых мантий, напоминающие лучи света, отбрасываемого полной луной.
Поймав взгляд Эпифани, я прошептал одними губами:
– Это Преподобный? Она кивнула.
– Прошу вас сесть, братья и сестры, – произнес с середины сцены Преподобный отец. Голос у него был до смешного высокий и визгливый, как у распорядителя на детских праздниках.
– Братья и сестры, я с любовью приветствую вас в Новом Храме Надежды. Я радуюсь при виде вашего счастья. Как вы знаете, сегодня не простое собрание. Нам выпала честь принимать в этот вечер очень святого, очень известного человека. Хотя он не исповедует нашей веры, я уважаю этого человека, ибо он кладезь мудрости, из коего многое можно почерпнуть; Вы извлечете большую пользу, внимательно выслушав нашего почтенного гостя по имени Эль Сифр.
Преподобный повернулся и протянул руки к кулисам. Хор запел «Новый день уж рассветает». Конгрегация захлопала в ладоши, и на сцене появился вырядившийся султаном Луи Сифр.
Я пошарил в «дипломате» в поисках десятикратного бинокля. Задрапированный в расшитые халаты и увенчанный тюрбаном, Эль Сифр мог быть и другим человеком, но, настроив бинокль, я безошибочно узнал своего клиента.
– А вот и Мавр, я узнаю его трубу, – шепнул я Эпифани.
– Что?
– Шекспир.
Эль Сифр приветствовал аудиторию причудливым поклоном.
– Да снизойдет на вас благодать, – произнес он, – ибо разве не писано, что Рай открыт всякому, кто лишь осмелится войти?
По конгрегации прошелестело эхом многоголосое «аминь».
– Этот мир принадлежит сильным, а не слабым. Разве не так? Лев поглощает овечек, ястреб упивается кровью воробья. Кто отрицает это, тот отрицает порядок Вселенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69