Если по счетам уплачено, никто не проявляет излишнего любопытства. Я выдумал какую-то историю, чтобы медсестры не распускали языки. Да у них и без меня достаточно хлопот с прочими пациентами: В общем никто никогда Джонни не посещал. Все, что мне нужно было делать, – это заполнять официальный запрос, приходивший раз в полгода, день в день, от адвокатской конторы в Нью-Йорке.
– «Макинтош, Уайнсэп и Спай»?
– Именно. – Фаулер поднял измученные глаза и встретил мой взгляд. – Деньги я не себе брал, так и знайте. Тогда еще была жива моя жена, Элис. У нее обнаружили рак, нужна была операция, которую мы не могли себе позволить. Деньги пошли на эту операцию и на поездку на Багамы, но она все равно умерла. Меньше, чем через год. Боль деньгами не откупишь. Будь это все деньги на свете.
– Расскажите еще о Джонатане Либлинге.
– Что вы хотите узнать?
– Что угодно, всякие мелочи. Его привычки, причуды, какую он предпочитал яичницу. Какого цвета у него были глаза?
– Я уже не помню.
– Расскажите все, что помните. Начните с внешних примет.
– Это невозможно, я понятия не имею, как он выглядел.
– Док, перестаньте меня дурачить. – Я наклонился вперед и пустил струю дыма в его водянистые глаза.
– Я говорю правду, – доктор закашлялся. – Молодой Либлинг приехал к нам после радикальной операции по восстановлению лица.
– Пластическая хирургия?
– Да. Лицо у него все время было под бинтами. Я никогда не делал ему перевязку и поэтому лица ни разу не видел.
– Я знаю, почему они называют это «пластической хирургией», – вздохнул я, ощупывая собственный, смахивающий на картофелину нос.
Доктор впился в меня профессиональным взглядом.
– Воск?
– Военный сувенир. Года два он выглядел прекрасно. У парня, на которого я работал, был летний дом на побережье Джерси в Барнегате. Однажды в августе я заснул на пляже, а когда проснулся – он расплавился изнутри.
– Теперь воск для подобной операции не используют.
– Мне так и сказали. – Я встал и оперся о стол. – Теперь выкладывайте все, что знаете об Эдварде Келли.
– Это было давно, – протянул доктор, – а люди меняются.
– Как давно, док? Когда Либлинг уехал из клиники? – В сорок третьем или сорок четвертом. Во время войны. Точнее мне не вспомнить.
– У вас снова приступ амнезии?
– Прошло больше пятнадцати лет, что вам еще нужно?!
– Правду, док. – Я начал терять терпение.
– Я и говорю правду, насколько могу ее припомнить.
– Как выглядел Эдвард Келли? – прорычал я.
– Тогда он был молодым человеком, лет тридцати пяти. В любом случае, сейчас ему за пятьдесят.
– Док, вы меня задерживаете.
– Я встречался с ним всего три раза.
– Док! – Я хватил его за узел галстука, зажав между указательным и большим пальцами. Не слишком крепкая хватка, но, когда я поднял руку, Фаулер подскочил с легкостью пустого кукурузного початка. – Побереги здоровье, док, не заставляй выбивать из тебя правду.
– Я рассказал все, что знал.
– Почему ты покрываешь Келли?
– Никого я не покрываю! Я почти не знал его, я…
– Не будь ты старым пердуном, я расколол бы тебя, как пустой орех. – Он попытался было вырваться, но я затянул узел галстука чуть сильнее. – Ну к чему такие мучения, когда все можно сделать гораздо спокойней? – В налитых кровью глазах Фаулера застыл неприкрытый ужас. – А ты уже в холодном поту, док. Видно, ждешь не дождешься, когда я исчезну, чтобы взяться за свои отраву в холодильнике?
– Каждому нужно что-то, помогающее забыть, – прошептал он.
– А я не хочу, чтобы ты забывал. Хочу, чтобы вспомнил. – Я взял его за руку и повел прочь из кухни. – Вот почему мы сейчас пойдем наверх, в твою комнату, где ты полежишь и подумаешь как следует, пока я схожу куда-нибудь перекусить.
– Что еще вам нужно? У Келли были темные полосы и тонкие усы, под стать Кларку Гейблу.
– Этого маловато, док. – Я силой втащил его по лестнице за воротник твидового пиджака. – Два часика хорошей ломки поможет тебе освежить память.
– Он всегда дорого одевался, – с мольбой простонал Фаулер. – Строгие костюмы, ничего яркого.
Я втолкнул его в узкую дверь спартанской спальни и повалил на кровать.
– Подумай как следует, док.
– У него были отличные зубы, очаровательная улыбка. Пожалуйста, не уходите…
Я закрыл за собой дверь и повернул длинный ключ в замке. Такими ключами пользовалась моя бабушка, запирая свои секреты. Я опустил ключ в карман и, посвистывая, спустился по лестнице.
Глава шестая
В дом доктора Фаулера я вернулся после полуночи. Единственная лампа горела наверху, в спальне. Этой ночью доку не удастся хорошо выспаться. Но моя совесть была спокойна. Я прекрасно поужинал в гриль-баре и просмотрел двухсерийный фильм, не испытывая ни малейшего сострадания. У меня жестокая профессия.
Войдя в парадную дверь, я прошел через темный коридор на кухню. В полумраке жужжал холодильник. Сняв с верхней полки бутылочку с морфином – для наживки, – я направился наверх, освещая дорогу фонариком. Дверь в спальню была надежно заперта.
– Уже иду, док! – возвестил я, нашаривая в кармане ключ. – Я принес вам конфетку.
Повернув ключ, я открыл дверь. Доктор Альберт Фаулер не произнес ни слова. Он лежал на своей постели, откинувшись на подушки, по-прежнему в коричневом костюме в «елочку». Левой рукой он прижимал к груди окантованную рамкой фотографию женщины. А в правой держал «Веблей-Марк V». Он был убит выстрелом в правый глаз. Загустевшая кровь наполняла рану, как рубиновые слезы. От удара правый глаз наполовину вывалился из глазницы, от чего Фаулер стал похож на пучеглазую тропическую рыбу.
Я коснулся тыльной стороны его ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69