- А-а, я ж обещал тебя ре... ре... реанимировать, - все-таки выговорил он. - Точно?.. Точно!
При свете указательный палец левой руки оказался побойчее. Он воткнулся во все нужные кнопки без сбоя.
- Але, - по-дурацки ответил Топор.
Он всегда начинал с этого бабьего словечка. Кто его научил подобной гадости, Жора Прокудин не мог представить. Наверное, это было первое телефонное слово, которое Топор услышал дважды.
- Вот скотство! - ругнулся Жора. - Где я руку ободрал?!
- Чего?
- Руку, грю, где ободрал?
Красные полоски на ладони левой руки лежали крест накрест, будто хотели сложиться в геометрическую фигуру, но так и не смогли.
- Кто это? - испуганно спросил Топор.
- Это я - Жорик. Руку, понимаешь...
- Босс опять звонил.
- Переживет. Я уже, считай, на Алтае. В этой... как ее...
Второй раз вспомнить название придуманного села он уже не мог. В голове Жоры Прокудина не было того механизма, которым обладал Топор.
- А что он сказал? - все-таки Босс был злым мужиком.
- То же, что и утром, - вяло ответил Топор.
- А что утром?.. А-а, ладно! К хренам! Слушай боевой приказ: канаты рубить, мачты ломать, матросов на рею!
- Каких матросов?
Чувствовалось, что Топор просто не знал значения слова "рея". Жора Прокудин не стал делать друга чуть умнее. Слово он не повторил. Перед глазами плавно раскачивались обвислые зеленые обои. Теперь они уже казались не пальмовыми листьями, а волнами, готовыми захлестнуть его.
- Знач... та-ак, - протянул Жора. - Выезжаем завтра вечером... Поездом... Билеты на троих я взял... У меня как раз три фа... фальши... шишивых паспорта. Два - мужских. Один - бабский.
Сойдет за третий сорт! Проводницы один хрен близорукие!
- Завтра? - озабоченно переспросил Топор. - Ты бы хоть с Жанеткой...
- Если ей не нужны "бабки", пусть отваливает!
Ногой Жора Прокудин швырнул туфлю. Слетев со ступни, она два раза красиво провернулась в воздухе, ударилась о стену и упала на бок. Так она была похожа на лодку, лежащую на песке. Шнурки чернели как весла.
- Ты умеешь грести на лодке? - глядя на шнурки, спросил Жора Прокудин.
- А кто не умеет?!
- Не скажи!.. Один всю жизнь на пианино играет, а никто ему не скажет, что он не умеет...
- Ты бы с Жанеткой...
- Она не верит в мои моз... зги?! Не верит?! Дай ей трубу!
- Может, не сейчас...
- Дай!
- Здравствуй, Жо-орик, - пропела она с истомой.
Прокудин на мгновение протрезвел. Женщины говорят таким голосом только в минуты крайнего удовлетворения. Значит, он застал их своим звонком на самом интересном месте.
- Ты меня любишь, Жан? - игриво спросил он.
- Как сына.
- Лучше как любовника.
- Топор не разрешит.
- Короче, кручу динамо... Есть дело на пару арбузов. В "зеленых". Дело - верняк. Ты меня знаешь. Я пустые фишки не таскаю!
- Да уж! - согласилась она.
Трезвость ушла. Обойная волна вздымалась уже бешеным цунами. В такие минуты хочется женской ласки, но у Жоры Прокудина никогда не было подруги. Топор нашел то, что он, возможно, искал. Он, правда, не знал наверняка то ли это, но что очень близкое к тому - так точно.
- Я хочу, чтобы в деле ты была с нами. Топор качается. То "за",
то "против". А я говорю, верняк! Я сегодня весь день рыл землю по Москве. Чистый верняк! Надо завтра ехать в Приморск. Поездом.
- А почему не самолетом?
- В Приморске аэропорт бастует.
- Что-то мне, Жорик, не верится...
- Ты про заб... бастовку?
- Я про два арбуза. Топор мне уже рассказал про сыщика. Такие "бабки" не могут до сих пор уцелеть. Даже в самой крутой схроне...
- А ты думаешь, из-за чего убили сыщика? За красивые глазки? "Бабки" существуют! И он вышел на них. А банкиры вышли на него. И на всякий случай замочили. Я ж не знаю подробностей! Может, они его на стрелку вызвали, а сами продырявили...
Говорить складно, пока качается мир, а волна наплывает все ближе, труднее и труднее. А до упаковки баночного пива, стоящей на полу в кухне, ну просто жуткая даль.
- Скажи Топору, что я сегодня вырыл траншею на всю глубину. Пахал со ксивой журналиста. Клевали по-черному. Жена сыскаря про его дела - ни сном, ни духом. Он с ней был в ссоре, хотел развестись. Уроды, которые сыскаря наняли, тормозят и вихляют, но тоже это... не секут. Прикидываешь?.. На верняк идем!.. Это не по сорок кусков вжи... вжи... вшивых, а по... по...
- Ты того... Жорик... не это, - неожиданно объявился в трубке Топор. Я тебя того... люблю и, как братана, уважаю, но я это... Короче, не еду... Не лезь, Жанка!.. Чего тебе надо?!
- Ты не едешь?! - опешил Жора Прокудин.
- Короче, это... однозначно...
- Ты не едешь?!
- Понимаешь, Босс базарил, что у него уже в Нью-Йорке там
зацепки, и это...
- Да пошел ты со своим Боссом!
Черный-черный телефон, на время ставший предателем Топором, взлетел в разъяренной руке, раз десять перекувыркнулся в горячем воздухе комнаты, хряснулся о стену, упал рядом с ботинком, и сразу стало так тихо, будто весь мир погиб. И мерзкий Топор вместе с ним. Правда, внутри погибшего мира находилась и Жанетка, и Жора Прокудин ощутил нечто похожее на угрызение совести.
- Ур-роды!.. Я и без вас "бабки" вырою!.. Загрызу банкира, а "бабки" будут моими!.. Моими!..
В одном ботинке он прохромал вдоль стены на кухню, нашел упаковку пива на штатном месте, в углу, по-турецки сел, подобрав под себя ноги и с радостной злостью разорвал полиэтилен. Первая банка ушла залпом. Второй пришлось потруднее. На третьей мир начал крениться влево, хотя до этого пытался упасть вправо. Видимо, водка больше тянет к северу, а пиво - к югу.
- Ро-одная моя! Счастье мое до-олгожданное! - достал он из кармана записную книжку сыщика. - То-олько раз быв-вает в жи-изни встреча!.. То-олько р-раз судь... А что это?
На линолеум, на желтый истертый линолеум кухни, упала стотысячная купюра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139