- Всех привели? - спросил самый громкий, самый жесткий
голос.
- Из тех отсеков - все.
- Посади их на пол.
- Тут не пол, а палуба, - вставил умный Бугаец.
- Я сказал: на пол!.. Та-ак, дальше... Штурмовой группе:
двое - сюда, двое - туда!.. Что там за комната дальше?!
- Это не комната. Это отсек. Дизель-генераторный, - снова ответил Бугаец.
- А что после него?
- Самый страшный - реакторный.
- Пугаться будешь на пенсии. Когда мемуары накатаешь... Что
после этого... реакторного отсека?
- Турбинный.
- Наши - там?
- Нет, в следующем уже после него... Он тоже - турбинный...
- Вот твою мать! Безразмерная, что ли, лодка у вас?.. Ладно! Хватит тусоваться! Всем - приготовиться, твою мать!.. По моей команде отдраишь люк...
- Есть, - охотно согласился Бугаец.
- Давай!
После тягучих секунд холодной, злой тишины что-то звякнуло, и голос-лидер заорал с яростью оперного баса:
- Всем - на пол! Одно движение - смерть! Лечь, с-сука!.. Я сказал, лечь!.. Сбивай его!
- А-ах!.. Мать твою!.. Да я вас, гадов!..
- Держи!.. Держи его!.. Все, отключили?!
- У-ух, крепкий пац-цан! Еле завалили...
- Его отнесите... Остальных обыскать и по одному - в канат-компанию...
- Мы это... внизу в жилом отсеке еще не осмотрели, - робко вставил Бугаец.
Его голос был еле слышен, словно к подушке, из-за которой долетали звуки, прибавили еще одну.
- А внизу кто-то должен сидеть? - с командирской резкостью спросил самый говорливый человек.
Тулаеву он представился высоким, мясистым и нервным. Как будто вовнутрь лодки проник Миус. Только зачем ему было сюда попадать? Чтоб спасти самого себя?
- Подожди, ты куда рванул? Я говорю, внизу кто-то должен быть?
- Нет. Там вахты нету, - ответил Бугаец.
- Так зачем туда лезть?
- Для порядка.
- Ладно. Иди. А мы пошли дальше...
- А дальше, через отсек - наши. И это... трупы...
- У них холодильная камера есть?
- Есть.
- А чего ты тогда волнуешься? Без трупов в бою нельзя. Не наследишь не победишь.
- Вы все равно осторожнее. Там хоть и провентилировано, но все-таки фреон был...
- Не учи ученого!.. Штурмовая группа - за мной!
Тулаев опять отпрянул от люка и затылком врезался в металл. Электрический пакетник оказался теми граблями, на которые он наступил дважды. В тяжелых условиях, когда требовалось выжить, уцелеть, их учили одному железному правилу: поможет тебе лишь то, от чего ты захочешь, чтоб оно помогло. В пустыне от голода спасал главный враг - змеи, на болотах мутную воду могла очистить шепотка соли, в горах ожоги заживляли только компрессы из мочи. Но ни на одном занятии их не учили выживанию в атомной подводной лодке, захваченной террористами.
Шаги над головой затихающими шлепками удалились вправо.
Шаги по звуку были совсем не бандитскими, их издавали дырчатые подводницкие сандалии, но он-то знал, кому они принадлежат.
Голова сама обернулась к пакетнику. Разорвав проволоку с
пломбой, Тулаев медленно открыл крышку, посмотрел на
переключатель. Сейчас он стал для него и змеей в пустыне, и
солью в болотах, и мочой на горной вершине.
В дальнем углу отсека на проволоке, протянутой от труб до красной колбы огнетушителя, сушилась гирлянда черных матросских носков. Сбросив их на палубу, Тулаев отвязал проволоку, сложил ее вдвое, перегрыз, потом зубами же зачистил концы и бесшумно скользнул к трапу. Все это заняло не больше десятка секунд, а почудилось, что прошло не меньше минуты. Шагов Бугайца не было слышно, и Тулаев, кажется, догадался, отчего сигнальщик-террорист проявил такой жгучий интерес к мичманским и матросским каютам да еще и спустился сюда в одиночку. Скорее всего, он обчищал их тумбочки или, как там говорили подводники, рундучки.
Переведя рычаг рубильника на "Выкл.", Тулаев съежился в темноте, приготовился к быстрым шагам в сторону люка. Но их не было. Наверное, рундучков оказалось больше, чем он думал. Или Бугаец - жаднее, чем он предполагал.
Подсоединив одни концы проводов к клеммах пакетника, а другие - к поручням трапа, Тулаев обхватил пластиковую ручку переключателя и приготовился ждать. Бугаец такой возможности ему не предоставил. Шлепая, как морж ластами по кафелю, он резко прошел к люку и, чавкая трофейными конфетами, спросил самого себя:
- Шо там, лампочка, што ли, перегорела?
Тулаев решил, что темнота отпугнула его, и Бугаец сейчас уйдет. Но он не знал того, что вниз сигнальщик спустился совсем не из-за мамкиных конфет и печенья из матросских рундучков, а потому, что на самом нижнем этаже отсека, там, где стоял с медленно отекающей, становящейся бесчувственной рукой на пластиковом переключателе Тулаев, за металлическими дверцами находилась часть продовольственного запаса экипажа: мука, крупы, галеты, сок и - самое главное, самое вожделенное - шесть ящиков с вином. Конечно, не спирт, не водка, а кислый, пахнущий прелыми осенними листьями венгерский ризлинг. Но если выпить не стакан, скудную подводницкую норму, а бутылку или даже две?
Рука Бугайца, заставив его прекратить сомнения, нырнула в карман, достала оттуда зажигалку, и он сделал то, что в первый же день контрактной службы ему строго-настрого запретили делать на лодке, - зажег так называемый открытый огонь. Отсек не взорвался, и мир не стал хуже. Зато язык стал кислым, будто он уже успел хлебнуть стакан вина.
Вязким желтым сгустком Бугаец сплюнул на зеленый линолеум палубы начинку карамели, мысленно матюгнул мамашу матроса, приславшую из саратовской или иркутской провинции такие противные конфеты, повернулся спиной к трапу и медленно стал погружаться в люк.
Когда наверху, над зеленым срезом палубы, осталась одна голова, а свободная рука обхватила скользкий поручень, Тулаев всем весом опустил рычаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134