- Значит, суждено ему было.
- Закон законом, а на курок-то пальцем нажали.
- Ну, если по-житейски, то человек убил, конечно. Как полагаете, найдет его Борис Михайлович?
- Ему есть над чем подумать. Убийца оставил нож.
- Нож бросил? Спугнули, значит? Улику потерял.
- Или решил бросить тень. Хозяин-то ножа известен.
- Кто ж именно?
- Олег.
- Олег? - Лицо пасечника вытянулось. - Уж больно не похож.
- Не похож. Скорее, ножом кто-то воспользовался. Брал его Валерий, но вернул. Мог и другой взять.
- Скажите какая история! - Демьяныч покачал головой. - Любопытно, почему смерти его домогались? Не месть ли?
- Мне трудно судить.
- Мудреное дело, мудреное. В Москве небось некролог дадут...
Пасечник поднял свое блюдце и пил, держа его в растопыренных пальцах. Вдруг он наклонился через стол.
- А что вы насчет ревности думаете?
- Вам что-нибудь известно, Демьяныч?
- Неопределенно, Игорь Николаевич. Борис Михалычу я бы говорить не стал, потому законник он, в строгих фактах нуждается. Ну, а вы человек вольный, доктор, если не запамятовал... - поглядел пасечник будто с сомнением, и Мазину, в который уже раз испытывая неприятнейшее чувство, пришлось подтвердить, что он доктор.
- Вот, вот... Живые люди мы с вами, сидим, размышляем между собой, и разговор у нас частный, для души, а не для закона. Люблю я, грешный человек, полюбопытствовать, как другие люди на земле существуют. Не все живут одинаково, Игорь Николаевич. Даже у нас, не говоря уж про буржуазный мир. Судъба-то, фортуна свое дело знает, не всем сестрицам одинаковые серьги достаются. Кому и ожерелье перепадет, а другому колечка обручального, глядишь, не хватило. Вот Михаил Михалыч, покойник... Широко судьба вела его, веточки над головой раздвигала, чтоб не поцарапался. Но достоин, ничего не скажешь. Народный талант.
"Однако старик болтун", - заметил Мазин, хорошо знакомый с категорией неглупых и повидавших на своем веку простых людей, но склонных к старости преувеличивать свой жизненный опыт.
- К чему ж вы пришли, наблюдая Калугина?
- Да так... Сплетня сплошная. Скажите, Игорь Николаевич, положа руку на сердце, была ли у него необходимость с молодой супругой свою жизнь связывать? - доверительно спросил Демьяныч.
- Он и сам не старик.
- Все ж Марина Викторовна на пару десяточков лет помоложе. А что двадцать лет в наше время значит? Другой человек - вот что. Он на фронте сражался, а она про Отечественную войну в школе услыхала. Он черный кусок ценил, а она черный хлеб ест, чтобы фигуру не попортить.
- В жизни такие грани часто стираются.
- Может, и стираются, а молодое к молодому тянет.
- Скажите проще, Демьяныч.
- Не решился б никогда, если б не случай ужасный. Но ежели пообещаете, что Бориса Михалыча вы этой сплетней не смутите...
- Смущать не буду, - пообещал Мазин.
- Если так... Еду я, значит, раз на пасеку. На переезде с моста спустился ишака напоить. Умнейшее животное, между прочим. И душевное. Зря оклеветанное. Однако отклонился, потому что животных люблю. Смотрю, значит, Марина Викторовна с чумным этим парнем, Валерием. Верхом оба, и меня им не видно. Ну, он на мосту близко к ней ехал, нагнулся и поцеловал... Мне неловко стало. Отвернулся, помню. Вот и все... Ой, минутку! Дровец в печь подброшу.
Пасечник вскочил и наклонился над плитой.
- Чего не бывает, - произнес Игорь Николаевич неопределенно и, помешав ложечкой в пустом стакане, поднялся.
- Благодарю за угощение.
- Но уговор наш...
- Уговор дороже денег.
И снова он прошел по мокрой дорожке и по ломкому прошлогоднему сену мимо блестевших дождевыми каплями сосен.
- Куда ты пропал? - выскочил из тумана Сосновский.
- Чай пил.
- Чай! Валерий исчез! В его спальне даже постель не разобрана. Он не ночевал дома.
- Превосходно. Кажется, Валерий Калугин единственный, кого можно не подозревать.
- Нашел алиби?
- Напротив. Все говорит не в его пользу.
Они стояли под развесистой елкой. Сосновский в раздражении взмахнул рукой и зацепил ветку. Вода полилась на головы.
- Сил у меня нет общаться с гением! Я обыкновенный кандидат наук и считаю, что в нашей ситуации твои псевдооригинальные, высокомерные и бесплодные парадоксы совершенно неуместны!
Мазин развел руками.
- Я пытаюсь найти путь - и только.
- И отвергаешь очевидное? Валерий, именно Валерий мог войти в мастерскую, не вызвав подозрений, и выстрелить, дождавшись удара грома. Конечно, патология убийства пугает, вызывает сомнение, но сын-то он не родной, как оказалось!
- Погоди. Убил, но не убедился в смерти?
- Что здесь удивительного? Ты же поклонник Достоевского. Помнишь Раскольникова? Преступник в момент преступления подвергается упадку воли и рассудка. Именно в тот момент, когда наиболее необходимы рассудок и осторожность... Я почти цитирую. Ведь Валерий психологически такой же тип. Чего стоил ему этот выстрел! Представляешь? Но он выстрелил, и тут же пришел упадок воли и рассудка. Ему стало невмоготу слушать пульс или сердцебиение. Он спешил уйти, сбежать. И вдруг он узнает, что отчим жив. Его охватывает шок. Он в панике. Страх гонит его наверх. Как часто бывает, преступнику везет. В руках у него чужой нож...
- Погоди. Олег помнит, что Валерий нож вернул. И его не было в гостиной, когда ты сказал, что Калугин жив.
- Олег мог и спутать. А мои слова были прекрасно слышны и в его комнате. Наконец, ему могла сказать Марина.
- Между прочим, Валерий и в самом деле был к ней неравнодушен.
- Отлично.
Мазин поскучнел. Такое он наблюдал не раз: простительную, в сущности, радость при виде легкого хода. Он и сам грешил ею в свое время. В умозаключении Бориса были логика и система, но согласиться с ними Игорь Николаевич не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49